Уильям Малвихилл - Пески Калахари

Хворост тщательно укладывали на заранее подготовленные сухие ветки с тем, чтобы можно было быстро поджечь его. Если кто-нибудь из них увидит или услышит звук приближающегося самолета, должен немедленно взбежать на вершину утеса. Возможно, летчик заметит дым, и они будут спасены.

Несколько вечеров подряд Гриммельман разжигал на ночь костер, но к утру, когда становилось холодно, огонь угасал и приходилось разводить новый. К несчастью, осталось всего несколько десятков спичек, которые старик хранил в табакерке. Поддерживать непрерывно сильный огонь было невозможно из-за недостатка хвороста, и в конце концов пришлось сохранять лишь тлеющие угли в нескольких футах от входа в пещеру. Следить за костром поручили Грэйс. Время от времени она подбрасывала сухой хворост и дрова. По вечерам молодая женщина сгребала горячие угли в котелок О'Брайена и вносила в пещеру; так сберегали огонь всю ночь. А утром угли снова выносились наружу. Обязанность ежедневно таскать их туда и обратно превратилась в своеобразную церемонию. Каждый старался принести дров и не возвращаться в пещеру хотя бы без нескольких сухих веток, которыми пополнялись запасы топлива.

— Теперь понятно, почему первобытный человек обожествлял огонь, — заметил как-то Смит в одну из ночей, когда все они сидели у костра.

— И почему он страшился ночи, — добавила Грэйс.

— А солнце? — проговорил Бэйн. — Не забывайте о нем. Будь на то моя воля, я и дьявола облек бы в образ солнца.

Бэйн лежал в спальном мешке недалеко от костра.

— Все было, — продолжал Смит. — Хватало здесь и богов и дьяволов одновременно. Все они имели в достатке и хорошее и плохое в зависимости от того, что приносили им в жертву.

— Уж таковы все боги, — согласился О'Брайен.

— И черти, — добавил Смит и бросил прутик в огонь. Они наблюдали, как он вспыхнул, изгибаясь и потрескивая.

— До чего же мы здесь беззащитны, — проговорила Грэйс. — Солнце палит, не зная жалости, горячий песок обжигает, ночь заставляет дрожать, камни ранят ноги. Когда тени сгущаются, в голову лезут всякие ужасы, над которыми мы непременно посмеялись бы, сидя у себя дома в удобном кресле; мерещатся домовые, привидения, духи.

— Да еще мучаешься мыслями о том, что принесет завтрашний день или будущая неделя, — добавил О'Брайен. — Как-то острее начинаешь понимать, что такое жизнь и смерть. Ведь стоит наткнуться на скорпиона или порезать себе палец, как уже не знаешь, сколько еще останется жить, если, конечно, судьба не смилуется над тобой.

«Мы отрезаны от всего мира, — думал тем временем Джеферсон Смит, пристально глядя на огонь, — и не песками или расстоянием, а одиночеством, страхом, нуждой… О'Брайену не хватает острых ощущений, игры с опасностью. Бэйн почти совсем утратил волю к жизни. А что с Гриммельманом? Стюрдевантом? Наконец, с ним самим, — Джеферсоном Смитом?»

Он подбросил ветку в костер. Спина замерзла, но лицу и рукам было тепло. Попав в Африку, Смит как бы впервые познал самого себя. Он был здесь не столько ученым, сколько человеком, стремящимся проникнуть в глубину своей души. Прошлое африканского народа стало и его прошлым, поэтому осуществляемые им исследования приобрели сугубо личную окраску. Африка была его родиной, а, может быть, и родиной человека вообще. Смита привлекло сюда мучительное желание увидеть эту страну, взглянуть в лицо своим соплеменникам, прикоснуться к великой земле своих предков, вдохнуть ее запахи, прочувствовать ее…

— Мне хотелось бы заглянуть в глубь этих песков, — признался Смит. — Держу пари, что стоит начать копать, как мы обнаружим окаменелости, древние кости, черепа и, вероятно, орудия.

Он зажал в кулаке горстку мельчайших песчинок, и они легкой струйкой потекли сквозь его длинные пальцы.

— Если уж тебе так хочется копать, — проворчал О'Брайен, — то поищи лучше в песке ящериц.

— Первобытные люди жили именно здесь, — продолжал Смит. — В этой части Африки. Тут находили не только человеческие кости и черепа, но и останки тех, кто жил задолго до человека.

Гриммельман кивнул: ему приходилось видеть окаменевшие кости.

— Потерянные звенья? — спросил О'Брайен. Он лежал ничком на песке головой к костру. Глаза его были плотно закрыты.

— Нет, — ответил Смит. — Человекообразные обезьяны или обезьяноподобные люди; нечто среднее между животным и человеком.

— Вроде яванского человека, — высказал предположение О'Брайен; ему смутно припоминалось то, что он когда-то, еще в колледже, читал об этом в учебнике.