Михаил Ромм - Штурм Пика Сталина

Эта поправка была нами отвергнута. Мы сопоставили количество имевшегося у штурмовиков продовольствия с длинной вереницей дней непогоды и пришли к выводу, что сегодня, 3 сентября, последний день, когда можно надеяться увидеть штурмовиков на фирне, спускающимися вниз из лагеря «б 900». В про – тивном случае надо было считаться с возможностью гибели группы.

Впоследствии однако оказалось, что Гок был прав.

Не успели мы занести в протокол наше решение, как со скал спустился Абдурахман с запиской Маслаева. На записке был нарисован пик Сталина и наверху, там, где должен был находиться лагерь «6900», поставлен крестик. «Здесь сидит или стоит человек», – писал Маслаев.

Итак, по крайней мере один из штурмовиков благополучно пережил шторм. Надо было спешить с помощью, надо было как можно скорее доставить наверх продовольствие. Мы неотступно следили в бинокль за горой: несмотря на хорошую погоду, никто не поднимался по ребру от лагеря «5600». Очевидно, носильщики не пошли в верхние лагери. Поэтому Дудин и Гок Харлампиев с Абдурахманом после обеда начали подъем на «5600».

Вскоре после их ухода Маслаев сообщил со скал, что он видит. двух человек, поднимающихся от лагеря «6900» в направлении к вершине.

Мы были изумлены. Неужели наши товарищи, пережив дни страшного шторма, продолжали восхождение при полном отсутствии продуктов?

4 сентября с утра мы стали следить за горой. Мы видели, как Две маленькие чёрные фигурки стали подниматься по ребру от лагеря «5600». Нишан и Зекир шли наверх с продовольствием для штурмовиков. Мы видели, как они прошли второй «жандарм» и подошли к трещине, где находился лагерь «5900», как через десять минут уже не две, а три фигурки продолжали подъем: Цак присоединился к носильщикам. Они миновали третий «жандарм», показались на снежнике между третьим и четвёртым. Прошли четвёртый и стали подходить к пятому. Исчезли в скалах пятого «жандарма»…

Весь день мы следили в бинокль за ребром. Мы боялись увидеть на нем спускающихся вниз носильщиков. Это значило бы, что они не сумели подняться в лагерь «б 400».

До вечера ребро оставалось безлюдным. Носильщики дошли. Помощь была подана.

Не слишком ли поздно?

Ближайшие дни должны были дать на это ответ.

Гущин и Шиянов отлёживались в палатке. Шиянов спал день и ночь. Гущина мучила рука. Она распухла чудовищно. Из раны шёл жёлтый гной вперемежку с маленькими камешками. Ураим Керим с чайным отваром на глазах лежал в своём маленьком шустере. Зрение постепенно к нему возвращалось.

Приходилось удивляться здоровью и выносливости Гущина. Хотя больная рука не давала ему спать, он очень быстро оправлялся от пережитого. С каждым днём он все больше становился похожим на прежнего Гущина, весёлого, толстолицего, с блестящими глазами, с стройным, не по годам молодым телом легкоатлета.

Маслаев по-прежнему неутомимо возился со своей радиостанцией. И хотя ему ещё ни разу не удалось кого-нибудь «поймать», он несколько раз в день посылал в эфир мои сообщения о ходе штурма.

Вечером он провёл нам в палатки наушники. Лёжа в спальных мешках, мы «ловили» Москву. Сквозь свист, треск и визг в эфире прорывались иногда отрывки концерта и фразы из речей.

На другой день утром я послал Абдурахмана на «5600» за доктором, прося его спуститься в ледниковый. Гущину становилось все хуже, можно было опасаться осложнений.

В ожидании доктора мы с Капланом отправились на наблюдательный пункт на скалы. Мы видели, как два человека спустились с третьего «жандарма» в лагерь «5900». Это, очевидно, вернулись носильщики, поднявшиеся накануне с Цаком в верхние лагери. Маслаев сменил нас на скалах. Мы спустились в лагерь. Вскоре с «5600» пришёл доктор. Он осунулся, похудел.

Он осмотрел раненую руку Гущина, удалил омертвевшие ткани и снова извлёк из раны несколько мелких камешкоз.

К вечеру с «5600» спустились Абдурахман и Зекир. Зекир шёл, пошатываясь от усталости. Лицо его почернело, левая щека при падении была поранена о камни. Но он радостно и победно улыбался, протягивая мне маленький клочок бумаги. Это была записка Цака Дудину. Она начиналась словами:

«Только мы поднялись на „6400“, как туда спустились Николай Петрович, Гетье и Абалаков. Станция поставлена, вершина взята».

С странным чувством смотрел я на этот серый клочок бумаги, положивший конец всем нашим тревогам и опасениям, возвестивший славную победу.

Восхождение было окончено, оставалось возвращение назад. Нам предстоял трудный путь по ледникам, через реки, по Алайской долине, И все же казалось, что экспедиция была окончена.