Джен Лин-Лью - Путь лапши. От Китая до Италии

Владельца зовут Фариборз, ему тридцать девять лет, у него густые, сросшиеся на переносице брови, выразительные темные глаза и круглое лицо. Он рассказал мне историю своей жизни, когда мы сидели за столиком на втором этаже просторного ресторана с белыми стенами. Он родился в богатой семье в Тегеране и жил там до девяти лет. Когда началась война между Ираном и Ираком, его семья была на отдыхе в Германии. Его отца уже беспокоила Исламская революция, которая произошла за год до этого, и он решил перевезти семью в их летний дом в Великобритании, где они через некоторое время получили гражданство. Фариборз окончил колледж, женился на девушке из одной иранской семьи в ссылке и вместе с женой перебрался в Нью-Йорк, где работал в отделе закупок в «Блуминдейл». В конце концов он устал от сумасшедшего ритма жизни, а когда один родственник, который занимался бизнесом на Дальнем Востоке, убедил их с женой перебраться в Китай, Фариборз понял, что наконец может воплотить в жизнь мечту своей жизни – открыть ресторан.

Фариборз устроил для меня настоящий пир.

– Пожалуйста, – сделал он широкий жест, показывая на блюда, которые ставили на стол. Он сказал, что сам уже поел.

Я начала с баклажанов в соусе под названием кашкт баденджам – это более сочное блюдо, чем блюдо со Среднего Востока баба гануш . За ним последовало гормех сабзи, аппетитное жаркое из мяса молодого барашка, фасоли обыкновенной, измельченных сушеных лаймов и трех видов зелени: укропа, петрушки и пажитника греческого – сладкого растения, которое изначально появилось на Среднем Востоке, но также используется и в китайской медицине. Рассыпчатый рис с шафраном заставил меня снова задуматься об этом зерне, самом обычном виде пищи в Азии. Фариборз показал мне, как нужно его помазать сливочным маслом, а потом еще добавить сверху жареный помидор. Рис со сливочным маслом, к которому примешивается концентрированный кисло-сладкий овощной аромат, сам по себе мог бы служить отдельным блюдом. Но рис подавали с жареным сочным мясом молодого барашка. Я похвалила еду, и Фариборз просиял от удовольствия.

Во время еды я рассказала ему о своих планах. Я призналась, что восхитительная еда заставила меня с сожалением подумать о том, что я упущу, если нам не дадут визы.

– О, вы получите визы, – сказал он.

– Вы не думаете, что посольство будет проверять наше прошлое? Или, по крайней мере, попробует узнать по Интернету, кто мы такие? Гугл может в этом помочь.

– Я не думаю, что они знают, что такое Гугл, – это была наполовину шутка. Он покачал головой. – Но на самом деле встает вопрос: а почему вы хотите туда поехать?

Фариборз не был в Иране с детства. Он исповедовал бахаизм, одну из запрещенных в Иране религий. Преследования тех, кто ее исповедует (а также евреев и мусульман-шиитов), резко усилились после того, как к власти пришли аятоллы. После революции правительство посадило в тюрьмы и убило сотни приверженцев бахаизма из-за их веры, фактически уничтожив это вероисповедание в Иране.

Хотя Фариборз большую часть жизни прожил за границей и его положение было стабильно, он чувствовал боль от того, что находится в ссылке. Он сказал мне, что недавно подал заявление на получение иранского паспорта и подумывает о том, чтобы съездить в родную страну, но его жена против. Он поддерживает связь с друзьями и родственниками в Иране, которые присылают ему ингредиенты для блюд и сообщают последние новости. Он слышал, что в последнее время бредовые идеи правительства еще усилились. Он пожелал нам с Крэйгом счастливого пути, но предупредил меня:

– Вы понимаете, что если вы в Иране идете по улице со своим мужем, вас могут арестовать, если вы не представите доказательств, что вы женаты?

Я поблагодарила Фариборза за восхитительную еду и за то, что упаковал мне в коробку недоеденное, настояв, чтобы я взяла это все домой. Я забыла о его предупреждениях и радовалась его заверению в получении нами виз. И в самом деле, когда я через неделю отправилась за нашими паспортами в иранское посольство, их без проблем мне отдали, просунув в небольшую щель под стеклянным окошечком. Я пролистала свой паспорт и нашла действующую иранскую визу, на которой поблескивала голограмма.

После того как мы высадили мужчину, который поставил штампы в наши паспорта, в небольшом городке недалеко от границы, господин Санджар отвез нас с Крэйгом в Мешхед, первый город в нашей программе путешествия. Наш путь пролегал среди гор, где явно давно не выпадало никаких осадков, потом гористая местность перешла в ровную пустыню, сквозь которую пролегало широкое шоссе. Пока мы ехали, господин Санджар рассказал нам о себе. Он отдаленно напоминал жителя Средиземноморья – у него была кожа оливкового цвета, вьющиеся каштановые волосы, уложенные с помощью геля. Он говорил на фарси, произнося слова нараспев, и казалось, что у него итальянский акцент. Обычно, после того как ему удавалось о чем-то договориться после долгих споров с гостиничным персоналом или уличным торговцем, он напевно и ритмично произносил слова «Ба-лай! Ба-лай!». Что-то подобное можно услышать у итальянцев. Как и на многих других иранцев, с которыми мы познакомились, на него оказал влияние Запад: он свободно говорил на английском и итальянском языках и изучал архитектуру в Риме, где его принимали за местного жителя. Он рассказал нам, что у иранцев и итальянцев много общего, включая гордость за свою историю и архитектуру, склонность ужинать поздно вечером и умение радоваться жизни. Я спросила, нравится ли ему итальянская кухня. Он сказал, что попробовал свинину – аромат прошутто был невероятным! И вино.