Петр СУВОРОВ - На заволжских озёрах

Мы зачерпнули воды так много, что лодка глубоко осела, и теперь было достаточно малейшего неосторожного движения, чтобы очутиться в озере. Прошу Андрея не вертеться и тихонько подгребать руками к веслу. Сам я не выпускаю из рук лески и внимательно слежу за пойманной щукой…

И вот, наконец, довольные и счастливые, мы осторожно подплыли к берегу, вытащили лодку, вылили из неё воду и пошли к костру.

Нас окружили. Андрей громко рассказывал, как он увидал перевёрнутый кружок, как мы вытаскивали щуку, как чуть не перевернулись.

— Если бы Пётр Иванович за поводок не схватил — обязательно леску оборвала бы. Она так и заходила, так и заходила в воде! — возбуждённо говорил Андрей.

— А у меня щука оторвала леску и ушла вместе с крючком, — рассказывал Горка. — Я плотву ловил, а она как рванёт! Поболе этой будет. Вот такая! — И Горка широко расставляет свои руки, показывая, какой величины была обидевшая его днём щука.

— А чья щука больше? — спрашивает Митя. — Папина или Петра Ивановича?

— Наша такая же, как у Михаила Алексеевича, — отвечает Андрей.

И хотя все видят, что наша щука немного меньше, никто не возражает ему. Так уж повелось исстари среди рыболовов: все отлично знают, что рассказчик немного преувеличивает, но всё равно с удовольствием слушают и не выражают сомнений.

Один только Митя, ещё не знавший этой маленькой слабости рыболовов и охотников, начал горячо доказывать, что папина щука крупнее.

— Ну давай, Андрюша, смерим их, смерим! — настаивал он.

— Нечего тут мерить-то, и так видно! — отрезал Андрей.

Мы переглядываемся с Михаилом Алексеевичем, улыбаемся. Митя не желает противоречить Андрею и соглашается, что, пожалуй, действительно папина щука не больше нашей… разве на самую чуточку.

— А Михаил Алексеевич ещё линя поймал! — говорит Горка.

— И Пётр Иванович поймал бы, — сердито отвечает Андрей, — если бы тоже с берега ловил. Зато он краснопёрок сколько надёргал! А линей мы с ним и не таких в Песчаном таскали! Да и щуку в позапрошлом году в Кудьме раза в три больше этой поймали. Стрежневую.

— Папа, а что значит «стрежневая»? — спрашивает Митя.

Михаилу Алексеевичу чаще моего случалось в жизни ловить щук, и он обстоятельно рассказывает ребятам, что строение тела у щуки не всегда одинаковое. Щуки, которые живут в реках с быстрым течением, тоньше и длиннее. Их вот и называют стрежневыми. А щуки, которые живут в глубоких ямах, тихих омутах, в бучилах мельниц, в глубоких озёрах, так и называются ямными щуками. Они покороче и потолще. Вот почему щуки, которых вылавливает Иван Васильевич на Волге, при одинаковом весе всегда тоньше и длиннее, чем наши озёрные щуки. Окраска их тоже не постоянная, и она изменяется в зависимости от возраста рыбы и условий, в которых рыба живёт. Обычно чешуя у щук сероватая или серовато-зелёная, с пятнами на боках и почти чёрная, с зеленоватым отливом на спине. В светлых озёрах и реках с песчаным дном щуки светлее, чем в озёрах с тёмным, илистым дном. Мы замечали, что даже на вкус и то щуки разные.

Ребята ещё долго рассматривали прямое, сильное туловище щуки, трогали её мягкое, белое с серыми пятнышками брюхо, взвешивали щуку на руках, открывали палочкой её зубастую пасть.

Котелок уже подвешен над костром, и Михаил Алексеевич положил в него картошку, лук, лавровый лист, перец, соль и мелкую рыбу.

Даже и это он проделывал очень обстоятельно, не спеша, подбрасывая в костёр небольшие сухие хворостинки, чтобы огонь лишь только снизу лизал котелок.

Скоро вода в котелке покрылась мелкими белыми пузырьками, потом закипела и подёрнулась серой пеной накипи. Михаил Алексеевич несколько раз снимал деревянной ложкой эту накипь, а затем опустил в котелок приготовленную, вычищенную рыбу. Он отобрал для ухи самых крупных и жирных окуней.

Красивая и вкусная рыба окунь. Одна беда: уж очень крепка у него чешуя. Намучаешься, пока всю её счистишь.

Крупную рыбу обязательно нужно класть уже после того, как всё хорошо прокипит, иначе она так разварится, что потом её нельзя будет есть.

Мы изрядно проголодались и с удовольствием принюхивались к вкусному запаху ухи, к которому примешивались запахи озера, дыма от нашего костра, горелых листьев и травы.