Георгий Ушаков: Остров метелей

Охотники молчали и смотрели на лед. Отец тоже молчал. Один охотник сказал:

— О чем ты говоришь, Каллю? Мы не понимаем.

— Я не хочу, чтобы вы умирали, — опять сказал отец.

— Что мы можем сделать? — сказал другой охотник.

— Я знаю, как спасти вас всех, — ответил отец. — Я помогу вам спастись. Я пойду к богу и буду просить вам помощи.

— Как ты пойдешь туда? Живые туда не ходят, — сказал старший охотник.

— Я пойду туда, как ходят все старики. Мой старший сын Анъялык поможет мне стать на этот путь.

Умилык! Я понял, чего от меня хочет отец. Он положил передо мной винчестер. Я испугался. Мне стало жарко. Мой лоб стал мокрым. Но зубы стучали, как от холода.

Все охотники закрыли себе глаза руками и долго молчали. Потом самый старший сказал:

— Мы, наверное, сами выйдем на берег. Ты тоже пойдешь с нами и с твоими детьми. Ты еще не старик и будешь долго жить.

— Нет, — сказал отец, — твое сердце не верит твоему языку. Оно знает, что мы все умрем. Я хочу помочь вам. Я хочу, чтобы жили мои дети. Я хочу, чтобы Анъялык помог мне стать на путь. Охотники сидели с закрытыми глазами. Молчали.

— Отец, — сказал я, — лучше умрем все. Может быть, все выйдем, Я не могу сделать того, что ты просишь.

Я плакал, умилык, Югунхак тоже просил отца не уходить. Тогда отец сказал:

— Анъялык, я сказал свое слово. Я сохраню вам жизнь. Ты не должен плакать. Ты мужчина и охотник. Плачут только женщины и де «ти. Ты сделаешь то, что я прошу. Или я буду просить других, и они помогут мне. Тогда, пока ты будешь жить среди людей, тебя будут презирать за то, что ты отказал отцу, когда он просил тебя в последний раз. Верно ли я говорю? — спросил он охотников.

— Верно! — ответил старший. — > Если отец просит сына, сын должен делать. Таков закон.

Отец стал раздеваться. Верхнюю одежду он отдал Югунхаку и приказал ему надеть ее на себя. Потом, он снял нижнюю теплую одежду и заставил меня надеть ее. Отец дал мне в руки винчестер, повернулся ко мне спиной и сказал:

— Анъялык, сын мой, я учил тебя стрелять. Пусть твоя рука будет крепкой.

Я повернулся к охотникам. Они все отвернулись и смотрели в другую сторону. Югунхак лежал на льду, закрыв голову руками. У меня текли слезы. Отец голый стоял на льду, спиной ко мне.

— Делай, Анъялык! — сказал он.

Я поднял винчестер, почувствовал, как ствол стукнулся в затылок отца, выстрелил и упал вместе с телом отца на лед.

Анъялык замолчал. На его глазах были слезы. Он повернулся кто-рю. Я молча положил ему руку на плечо. Прошло несколько минут. Анъялык заговорил вновь.

— Умилык! Видишь ту льдину? Солнце сделало ее красной. Когда я вижу такую льдину, я думаю, что это та, на которой я убил своего отца. Когда я убиваю на льду зверя и вижу кровь, я вспоминаю кровь моего отца. Тогда болит мое сердце. Ты, умилык, хорошо делал, что не трогал его.

— Что_ же было дальше Анъялык? Как вы спаслись? — спросил я.

— Мы с Югунхаком долго плакали и, мешали на своих лицах кровь отца с нашими слезами. Потом оставили отцу гарпун, нож, трубку, немного табаку, кусок ремня, который мы ели, и пошли искать берег. Когда кончался день, мы услышали крики моржей и скоро увидели их самих. Они вылезли из полыньи и лежали на льду. Их было столько, сколько пальцев на обоих руках и еще три. Мы очень обрадовались. Охотники сказали:

— Анъялык, это твой отец выпросил у бога помощь. Это он тебе послал моржей. Ты сам должен стрелять.

У меня был только один патрон. Ты знаешь, как трудно убить моржа одной пулей. Я боялся, что раненый зверь уйдет в воду. Но моржи очень крепко спали. Я подошел к ним очень близко и одной, пулей убил большого зверя. Мы хорошо наелись, согрели в его внутренностях свои руки, взяли с собой мяса и пошли дальше. Еще две ночи спали мы на льду. Но теперь я не мерз. Одежда отца хорошо меня грела. Так же тепло было Югунхаку. На третий день мы увидели берег. На берегу было эскимосское селение. Жители увидели нас на льду, приехали на байдарах и перевезли через воду, отделявшую лед от берега. Мы отдохнули и пошли к себе.

— А другие охотники видели моржей? — спросил я.

— Да, умилык, ветер, который унес нас в море, поломал лед. После этого началась настоящая весна. Моржа пришло очень много. Все охотники возвращались домой с хорошей добычей. Жить нам стало легче.

— Ну, а что сказала твоя мать, когда вернулись вы домой без отца?

— Мать сказала: «Хорошо, что вернулись мои дети. Мы живем для наших детей».

Была полночь. Стоял полный штиль. Бесшумно приходил и уходил прилив. Огромное солнце, низко висящее над горизонтом, щедро расцветило и льды, и море, и небо. Редко разбросанные в темном море льдины блестели, и переливались, точно драгоценные камни, оправленные в вороненую сталь. Линии были необыкновенно мягкими, точно их кто-то слегка растушевал. Нежнейшие оттенки всех цветов — от ярко-красного до густо-фиолетового — незаметно переходили друг в друга. Словно звуки прекрасной музыки, они переплетались, расходились, вновь сбегались и сливались, образуя неповторимую цветовую гамму: Воздух застыл. Молча пролетали обычно крикливые чайки. Ни звука, ни шороха. Мы сели в байдару. Я налег на весла, Анъялык сидел на руле. Обводя байдару вокруг льдины, он сказал: