Антон Кротов - Вперёд, к Магадану!

Для сравнения скажу: если бы некий цивильный человек попал бы в порт Ванино одновременно с нами, желая цивильно, но не моясь и не арестуясь, доехать до Москвы, он бы обязательно сел в поезд Сов. Гавань—Комсомольск, в котором ехали и мы, потом — Комсомольск—Тында, в тепловозах коего ехали и мы, потом — Тында—Москва, который мы упустили, и потратил бы, от выезда из Ванино или Сов. Гавани до прибытия в Москву, 9 дней, 5 часов и около 650 тыс. руб. (плацкарт). Мы же, на момент прибытия в Челябинск, отставали от этого теоретического пассажира на сутки с небольшим.

Тут-то мы и допустили первую стратегическую ошибку.

«О! Теперь! в Челябинске! начинается нормальная трасса!» — мысленно восклицали мы. «Вот сейчас полетим со свистом!» — мечтали Антон и Андрей, выбираясь на магистральную дорогу М5 хмурым сентябрьским утром.

Машины проезжали мимо, словно нас не замечали. Транспорта действительно было много, но останавливать их мы почему-то разучились. Я смеялся, что когда машины проезжают чаще, чем раз в четыре часа, мы просто не успеваем вовремя поднимать руку. То ли вид у нас был несколько усталым и бомжовым, то ли и впрямь мы разучились ездить автостопом, — но продвигались мы куда медленнее, чем ожидалось.

— Сегодня вечером будем в Москве, — мечтал Андрей.

— Ага, телепортироваться собрался? Завтра поздно вечером, — отвечал я.

Но к вечеру мы едва миновали Уфу (проехав 400 км из 1800, остававшихся от Челябинска до Москвы). Там, на поле, переночевали в стогу сена и промокли. Весь следующий день ехали тоже медленно и вечером оказались только в Сызрани (это ещё километров 550).

По дороге было несколько интересных случаев. Один из них такой. Мы стояли на каком-то грязном месте, в районе посёлка Кандры, по-моему, и нам остановилась машина, в которой ехал… священник. Водитель, молодой парень, сначала не хотел брать стопщиков, но батюшка, ехавший на заднем сиденье, сказал остановиться. Батюшка, настоятель одного из башкирских храмов в районе Стерлитамака, звал нас помогать в реставрации храма. Всю дорогу он пел акафист святому Николаю и требовал подпевать «радуйся, Николае великий чудотворче!» Водитель, видимо, за час такого пения, совсем освятился, и когда проскакивали очередных гаишников, мысленно повторял:

«Радуйся, Николае великий чудотворче!»

Зависнув ночью у поворота на Сызрань, мы решили не махать руками на ночной дороге: ездить ночью мы фактически не умели, батарейки налобных фонариков у нас сели и вид мы имели непрезентабельный. Мы отправились на вокзал, чтобы за ночь доехать хотя бы до Пензы.

Сызрань — большой город, мы добирались до вокзала длительное время. На вокзале просились в поезд, и хотя нас не взяли, но во тьме ночи это имело совсем неожиданный эффект. Один из цивильных пассажиров узнал меня по голосу (смотрел телевизор) и мечтал приобрести мою книгу. Я сказал: три тысячи. Пассажир скрылся в вагоне, принёс три тысячи, я надписал книгу, протянул её пассажиру, и поезд уехал. Три тысячи мы тут же потратили, обменяв их на полведра вкусных красных яблок у одной из местных бабушек-торговок.

Не достигнув успеха с пассажирским поездом, мы нашли товарняк. Машинист брать нас в кабину опасался, но насчёт нашего проезда в вагоне ничего против не имел. Мы залезли в самый неудобный вагон — контейнеровоз, и, расстелив коврики и мокрые спальники (фи! мы сильно промокли, ночуя в стогу башкирского сена), улеглись спать на ветру, пронизывающем вагон и приносящем холод.

Какое наслаждение, после грязного башкирского утра, когда мы вылезли, ругаясь, из залитого водой стога и с отвращением вставляли ноги в чвякающие ботинки, после длительного стояния на трассе, когда высохнуть нельзя, а вымокнуть — пожалуйста, после долгого полуночного блуждания по деревне-городу Сызрани, после обломов с поездами и разрушения розовых мечтаний сегодня, или вчера, или месяц назад приехать уже в Москву, — проникнуть ночью в товарный вагон, и, ввернув грязный туристский коврик в узкую щель между контейнером и железной стенкой вагона, и справив тут же, в этой щели, большую и малую нужду, — какое наслаждение залезть в грязных и мокрых штанах в грязный и мокрый спальник, закрыть глаза и спокойно уснуть, ни о чём не думая, и видеть приятные и спокойные сны, пока товарняк везёт тебя домой!

* * *

До Пензы дорога не дальняя. Часа в четыре утра нас извлёк из остановившегося товарняка на станции Пенза-III местный путейский рабочий. К этому времени мы уже проснулись и сидели в боевой готовности, ожидая, не захочет ли товарняк ехать ещё куда-либо, в Москву, например. Но он не ехал, и путейцы осматривали его. Тот, что заглянул в наш вагон, ругаясь, отвёл нас в милицию.