Роберт Скотт - Экспедиция к Южному полюсу. 1910–1912 гг. Прощальные письма.

Цифры неутешительные, но, принимая во внимание исключительные условия, можно, полагаю, признать, что могло бы быть еще хуже.

9– го. Свободный канал, идем под парами.

10– го. Сомкнутые льды.

11– го. 6 ч вечера. Плотный лед. Останавливаемся.

12– го. 11 ч 30 м утра, пошли.

13– го. 8 ч утра, тяжелые льды. Останавливаемся. Огни в топках потушены в 8 ч пополудни.

14– го. Мы стоим.

16– го. То же самое.

17– го. То же самое.

18– го. Полдень. Тяжелые льды и полыньи. Идем под парами.

19– го. Полдень. Такой же лед и полыньи. Идем под парами.

20– го. Утро. Огни в топках потушены.

21– го. 9 ч утра. Пошли. В 11 ч остановились.

22– го. 9 ч утра. Стоим на месте.

23– го. Полночь. Пошли.

24– го. 7 ч утра. Остановились.

25– го. Огни в топках потушены.

26– го и 27‑го. То же самое.

28– го. 7 ч 30 м пополудни. Развели пары.

29– го. Идем под парами.

30– го. То же.

Эти строки указывают, что мы под парами шли девять дней из двадцати. У нас были две продолжительные стоянки: одна в пять дней, другая в четыре с половиной дня. В трех случаях мы останавливались лишь на короткое время, не заглушая огня в топках.

Я просил Райта отметить сплошные льды на карте, составленной Пеннелом. Таким образом, можно будет иметь ясное представление о наших испытаниях.

«Мы побили рекорд, достигнув северной кромки паковых льдов. Между тем другими мореплавателями открытое море Росса достигалось три или четыре раза в более ранние сроки.

Трудно себе представить испытание более убийственное для терпения, чем долгие дни бесплодного ожидания. Досадно смотреть, как уголь тает с наименьшей для нас пользой. Правда, имеешь по крайней мере хотя то утешение, что действуешь, борешься и надеешься на лучшую участь. Праздное же ожидание хуже всего. Можете себе представить, как часто и тревожно мы забирались на салинг, в «воронье гнездо» и изучали положение. И, странно сказать, почти всегда замечалась какая‑нибудь перемена. То в нескольких милях от нас загадочным образом раскрывалась полынья, то место, на котором она была, так же загадочно закрывалось. Громадные айсберги бесшумно ползли к нам или мимо нас, и, непрестанно наблюдая эти чудовища при помощи дальномера и компаса, определяя их движение относительно судна, мы далеко не всегда были уверены, что сможем от них уйти. Когда судно шло под парами, перемена окружающей обстановки бывала еще заметнее. Случалось войти в разводье и пройти по нему милю‑другую без помехи; иногда мы натыкались на большое поле тонкого льда, который легко ломался под напором обитого железом носа нашего судна. Но случалось, даже тонкого слоя ничем нельзя было проломить. Иногда мы сравнительно легко толкали перед собой большие льдины, а то вдруг опять небольшая льдина, точно одержимая злым духом, упорно преграждала путь. Иногда мы проходили через огромные пространства снежуры, которая терлась, шипя, о борт судна. Вдруг шипение безо всякой видимой причины прекращалось, и винт бесполезно вращался в воде.

Дни, когда судно находилось под парами, проходили в постоянно меняющейся обстановке, и вспоминаются они как дни непрерывной борьбы.

Судно вело себя великолепно. Никакое другое судно, в том числе «Дискавери», попав в такой сплошной лед, так успешно не пробилось бы. «Нимрод», конечно, также никогда бы не добрался до южных вод, если бы он попал в такой паковый лед. Вследствие этого я удивительно привязался к моей «Терра Нова». Точно живое существо, сознательно выдерживающее отчаянную борьбу, она могучими толчками наскакивала на огромные льдины, продавливая, раздвигая или увертываясь от них. Если бы только машины экономнее поглощали уголь, судно было бы во всех отношениях безукоризненным.

Раз или два мы очутились среди таких льдов, которые возвышались на 7–8 футов над водой, с торосами, достигавшими 25 футов вышины. Судну не было бы спасения, если б его сжали такие льдины. Нас сначала пугало такое положение. Но человек со всем свыкается. Большого сжатия мы не испытывали ни разу, да его, мне кажется, никогда и не бывает.

Погода часто менялась во время нашего пребывания во льдах. Сильный ветер дул то с запада, то с востока, небо часто все заволакивалось, и бывали снежные метели, падал снег хлопьями, выпадал даже легкий дождь. При таких условиях нам было лучше в дрейфующих льдах, чем было бы вне их. Самая скверная погода мало могла нам вредить. К тому же больший процент был солнечных дней, так что даже при порядочном морозе все принимало веселый, приветливый вид. Солнце радовало изумительными световыми эффектами, расписывая небо, облака и льды такими дивно нежными тонами, что можно бы приезжать издалека, чтобы полюбоваться ими. При всем нашем нетерпении мы неохотно лишились бы тех многих прекрасных зрелищ, которыми обязаны нашему пребыванию в паковых льдах. Понтинг и Уилсон усердно работали, стараясь уловить эти эффекты, но никакое искусство не в состоянии передать глубокую голубизну айсбергов.