Жюль Верн - Жангада. Кораблекрушение Джонатана.

Вдруг окно распахнулось от сильного толчка. Жоам Дакоста вскочил; воспоминания его рассеялись как дым. В камеру прыгнул Бенито и бросился к отцу, а за ним, сквозь отверстие в решетке, проник и Маноэль.

Жоам Дакоста чуть не вскрикнул от удивления, но Бенито успел его остановить.

— Отец, — сказал он, — в окне выломана решетка… Веревка спускается до самой земли… Пирога ждет на канале в ста шагах отсюда, Араужо отведет ее далеко от Манауса, на другой берег Амазонки, где ваши следы затеряются! Отец, надо бежать, бежать немедленно! Это совет самого судьи!

— Надо бежать! — повторил Маноэль.

— Бежать?.. Мне?.. Бежать еще раз! Снова бежать!

Скрестив руки и высоко подняв голову, Жоам Дакоста медленно отступил в глубину камеры.

— Никогда! — сказал он таким твердым голосом, что ошеломленные Бенито и Маноэль замерли на месте.

Молодые люди никак не ожидали такого отпора. Им, и в голову не приходило, что этому побегу воспротивится сам узник.

Бенито подошел к отцу и, глядя ему в глаза, взял за руки, но не затем, чтобы увести, а чтобы тот выслушал его и внял его доводам.

— Отец, вы сказали «никогда»?

— Никогда!

— Отец, — заговорил Маноэль, — ведь я тоже имею право называть вас отцом, — послушайте нас! Мы говорим, что вам надо бежать, бежать немедленно, потому что если вы останетесь, вы будете виновны и перед другими и перед самим собой!

— Остаться — значит обречь себя на смерть! — подхватил Бенито. — Приказ о казни может прийти с минуты на минуту! Если вы думаете, что теперь суд отменит несправедливый приговор, если надеетесь, что он оправдает того, кого осудил двадцать лет назад, вы ошибаетесь! Надежды больше нет! Надо бежать!.. Бегите!

В неудержимом порыве Бенито схватил отца и потащил к окну.

Жоам Гарраль высвободился из рук сына и снова отступил.

— Бежать — значило бы обесчестить себя и вас вместе со мной! — ответил он, и в голосе у него звучала непоколебимая решимость. — Это значило бы признать себя виновным. Если я сам, по доброй воле, отдал себя в руки правосудия моей страны, я должен ждать его решения, каким бы оно ни было, и я его дождусь!

— Но приведенных вами доводов недостаточно, — возразил Маноэль, — ведь у нас до сих пор нет юридического доказательства вашей невиновности! И мы настаиваем на вашем побеге лишь потому, что сам судья Жаррикес нам об этом сказал. У вас нет другой возможности спастись от смерти!

— Если так, я умру! — спокойно ответил Жоам Дакоста. — Я умру, протестуя против несправедливого приговора! В первый раз я бежал за несколько часов до казни. Да, я бежал, но тогда я был молод, и передо мной была целая жизнь, чтобы бороться с людской несправедливостью! Но бежать теперь, снова начать жалкую жизнь преступника, который скрывается под чужим именем и думает лишь, как бы обмануть преследующую его полицию; снова начать полную тревоги жизнь, какую я вел двадцать три года, и заставить вас делить ее со мной; всякий день ждать доноса, который рано или поздно меня настигнет, и выдачи меня полиции, даже если я буду в чужой стране?! Разве это значит жить? Нет! Ни за что!

— Отец, — настаивал Бенито, теряя голову от этого упорства. — Вы должны бежать! Я требую!

И, схватив отца, он старался силой подтащить его к окну.

— Нет!.. Нет!..

— Отец, вы сведете меня с ума!

— Сын мой, оставь меня! Я уже бежал один раз из тюрьмы в Вилла-Рике, и люди подумали, что я бежал от заслуженного наказания. Да, они должны были так подумать! Так вот, ради доброго имени, которое носите и вы, я отказываюсь бежать еще раз!

Бенито упал к ногам отца. Он протягивал к нему руки, он умолял…

— Но этот приказ, отец, — твердил он, — этот приказ может прийти уже сегодня, каждую минуту… и в нем будет смертный приговор!

— Если бы приказ был уже здесь, я и то не изменил бы своего решения. Нет, сын мой! Виновный Жоам Дакоста мог бы бежать. Невиновный — не убежит!

Затем произошла душераздирающая сцена. Бенито боролся с отцом. Маноэль в смятении стоял у окна, готовый подхватить пленника, но тут дверь в камеру вдруг отворилась.

На пороге стояли начальник полиции, а за ним тюремный надзиратель и несколько солдат.

Начальник полиции увидел, что здесь готовился побег, но поза заключенного говорила, что он отказался бежать. Полицейский ничего не сказал. Но лицо его выразило глубокое сожаление. Несомненно, он, как и судья Жаррикес, хотел бы, чтобы Жоам Дакоста бежал из тюрьмы.

А теперь… слишком поздно!

Держа в руке какую-то бумагу, начальник полиции подошел к заключенному.