Жюль Верн - Жангада. Кораблекрушение Джонатана.

Это было сказано с такой искренностью, что судья Жаррикес почувствовал, как в том уголке сердца, где складываются наши убеждения, у него что-то дрогнуло. Однако он еще не сдался.

Впрочем, тут нечему удивляться. Этот судья, ведущий допрос, не знал того, что известно всем, кто следил за Торресом с начала нашего рассказа. Читатели не могут сомневаться, что у Торреса в руках находится письменное доказательство невиновности Жоама Дакосты. Они твердо знают, что документ существует, что в нем содержится нужное доказательство и, возможно даже, что судья Жаррикес проявил бездушие, отнесясь к Жоаму с таким недоверием. Но пусть они вспомнят, что судья Жаррикес находился в трудном положении: он привык, что обвиняемые постоянно уверяют суд в своей невиновности; документа, о котором говорил Жоам Дакоста, ему не представили, он даже не знал, существует ли такой документ, и, вдобавок ко всему, перед ним стоял человек, виновность которого уже была установлена судом.

И он решил, быть может просто из любопытства, попытаться сбить Жоама Дакосту с его позиций.

— Стало быть, — сказал он, — вы возлагаете теперь все ваши надежды на заявление, сделанное вам Торресом?

— Да, сударь, — ответил Жоам Дакоста, — если вся моя жизнь не говорит в мою пользу.

— А как вы думаете, где сейчас этот Торрес?

— Думаю, он должен быть в Манаусе.

— И вы надеетесь, что он заговорит и согласится по доброй воле отдать вам документ, за который вы отказались дать ему то, что он потребовал?

— Да, надеюсь. Теперь положение изменилось. Торрес донес на меня, и, следовательно, у него не осталось никакой надежды заключить со мной сделку на прежних условиях. Но за этот документ он еще может получить целое состояние, которое, буду ли я осужден или буду помилован, он потеряет навсегда. Итак, продать мне этот документ — в его интересах и не может пойти ему во вред, а потому я думаю, что, исходя из своих интересов, он его продаст.

На рассуждение Жоама Дакоста было нечего возразить. Судья Жаррикес это понял. Он сделал лишь одно замечание:

— Пусть так; продать вам этот документ, несомненно, в интересах Торреса… если только документ существует!

— Если он не существует, — ответил Жоам Дакоста, и голос его дрогнул, — тогда мне остается положиться на правосудие человеческое в ожидании правосудия божьего!

Тут судья Жаррикес встал и сказал уже менее равнодушным тоном:

— Жоам Дакоста, допрашивая вас, слушая подробности вашей жизни и заверения в вашей невиновности, я превысил данные мне полномочия. Следствие по вашему делу было закончено, вы предстали перед судом в Билла-Рике, приговор был вам вынесен единогласно, и присяжные не нашли никаких смягчающих вину обстоятельств. Как подстрекателя и соучастника убийства солдат охраны и кражи алмазов в Тижоке вас приговорили к смертной казни, и только побег спас вас от смерти. Но собирались ли вы после двадцатитрехлетнего отсутствия отдаться в руки правосудия или нет, вас захватила полиция. Отвечайте в последний раз: вы тот самый Жоам Дакоста, осужденный по делу о краже алмазов?

— Да, я Жоам Дакоста.

— Вы готовы подписать это заявление?

— Да, готов.

И недрогнувшей рукой Жоам Дакоста подписал свое имя под протоколом и докладом, который судья Жаррикес велел немедленно составить своему секретарю.

— Доклад министру юстиции будет послан в Рио-де-Жанейро, — сказал судья. — Пройдет несколько дней, пока мы получим приказ привести в исполнение вынесенный вам приговор. Если, как вы говорите, у этого Торреса есть доказательство вашей невиновности, постарайтесь сами или через ваших близких — словом, пустите в ход все средства, чтобы получить этот документ вовремя. Когда придет приказ, я не смогу дать никакой отсрочки, и приговор свершится!

Жоам Дакоста поклонился.

— Будет ли мне теперь позволено повидаться с женой и детьми? — спросил он.

— Сегодня же, если хотите, — ответил судья Жаррикес. — Вы уже не подследственный, и их впустят к вам, как только они придут.

Судья позвонил. Вошла стража и увела Жоама Дакосту.

Жаррикес посмотрел ему вслед и покачал головой.

— Гм, гм!.. А дело-то, оказывается, куда сложней, чем я думал! — пробормотал он.

Пока Жоам Дакоста был на допросе, Якита через Маноэля узнала, что ей и ее детям разрешено свидание с заключенным в четыре часа дня.

Со вчерашнего вечера Якита не покидала комнаты, ожидая, когда ей разрешат повидать мужа. Минья и Лина не отходили от нее. Как бы ее ни звали — Якита Гарраль или Якита Дакоста, Жоам найдет в ней верную жену, стойкую подругу до конца его жизни.