Жюль Верн - Жангада. Кораблекрушение Джонатана.

— Милый Маноэль, — сказала Минья, — защитите нас от моего брата! Он смеется над нами только потому, что сам уже побывал в самых красивых городах на Амазонке!

— Значит, он смеется и над своей матерью, — добавила Якита. — Признаюсь, я тоже никогда не видела ничего подобного.

— Тогда, матушка и сестра, берегитесь обе, — заявил Бенито, — вы придете в восторг, увидев Манаус, а приехав в Белен, упадете в обморок!

— Не беспокойся, — сказал, улыбаясь, Маноэль, — наши дамы понемногу привыкнут восхищаться, побывав в первых городах Верхней Амазонки.

— Как, и вы, Маноэль? — воскликнула Минья. — Вы заодно с Бенито? Вы тоже насмехаетесь?..

— Нет, Минья! Клянусь…

— Пускай эти насмешники смеются, — перебила его Лина, — а мы с вами будем смотреть во все глаза, тут так красиво!

Красиво! И всего-то куча глинобитных или побеленных известью домиков, крытых чаще всего соломой или пальмовыми листьями, и лишь кое-где — каменная или деревянная постройка с верандой, ярко-зелеными дверьми и ставнями, окруженная садиком с цветущими апельсинами. Было там, правда, и два-три учреждения, одна казарма и церковь Святой Терезы, которая по сравнению с икитосской часовней казалась собором.

А оглянувшись на озеро, можно было увидеть красивую панораму, обрамленную каймой кокосовых пальм, подступавших вплотную к водной глади, а в трех милях подальше, на другом берегу, — живописную деревню Ногейра, домишки которой выглядывали из густой листвы старых олив.

Но восхищение обеих девушек вызвало иное зрелище — зрелище, особенно интересное для женщин: они залюбовались нарядами местных щеголих, носивших не простенькие платья уроженок племени мурас, а одетых, как настоящие бразильские горожанки. Да, жены и дочери здешних чиновников и крупных торговцев гордо носили парижские туалеты, правда, довольно старомодные, но ведь Эга находится за пятьсот лье от Пара, а Пара — за несколько тысяч лье от Парижа.

— Глядите, глядите скорей, до чего же красивые дамы и какие на них прелестные платья!

— Боюсь, они сведут нашу Лину с ума! — засмеялся Бенито.

— Если б эти дамы умели носить свои красивые платья, — заметила Минья, — они, может, не казались бы такими смешными.

— Поверьте, дорогая, — сказал Маноэль, — в вашем скромном ситцевом платье и соломенной шляпке вы куда изящнее всех этих дам в высоченных токах и юбках с воланами, которые чужды и их стране, и их народу.

— Если я вам нравлюсь и так, — ответила девушка, — то мне некому и не в чем завидовать!

Но ведь они пришли сюда, чтобы все осмотреть. Поэтому они побродили по улицам, где оказалось больше ларьков, чем магазинов; погуляли по площади, где встречались местные франты и франтихи, задыхавшиеся в своих европейских костюмах; и даже позавтракали в гостинице, смахивавшей на постоялый двор, где они пожалели о вкусных блюдах, подаваемых каждый день на жангаде.

После обеда, состоявшего исключительно из черепашьего мяса в разных видах, Гаррали отправились еще раз полюбоваться озером, сверкавшим в лучах заходящего солнца, и вернулись на пирогу, пожалуй, немного разочарованные в красоте города, который можно было осмотреть за один час, и немного уставшие от прогулки по раскаленным улицам, таким непохожим на тенистые тропинки Икитоса. И даже восторг любопытной Лины немного поостыл.

Каждый занял свое место в пироге. Ветер по-прежнему дул с северо-запада и к вечеру немного посвежел. Подняли парус и пустились в обратный путь по озеру, питаемому темными водами реки Тефе, по которой, как говорят индейцы, можно сорок дней плыть на юго-запад, и она все будет судоходна. В восемь часов вечера пирога вернулась домой и пристала к жангаде.

Как только Лина улучила минуту, она отозвала Фрагозо в сторону.

— Ну как, заметили вы что-нибудь подозрительное? — спросила она.

— Нет, ничего. Торрес почти не выходил из своей комнаты, он все время что-то читал и писал.

— А он не входил в дом, не заходил в столовую, как я опасалась?

— Нет, только иногда прогуливался на носу жангады.

— И что он делал?

— Держал в руке какую-то старую бумагу, как будто изучая ее, да бормотал под нос что-то непонятное.

— Все это, может быть, совсем не так просто, как вы думаете, господин Фрагозо! И чтение, и писание, и старые бумаги — что-то за этим кроется! Ведь этот буквоед и писака — не учитель и не адвокат!

— Ваша правда!

— Последим еще, господин Фрагозо.

— Будем следить, сударыня.

Назавтра, 27 июля, как только рассвело, Бенито дал лоцману приказ отчаливать. Между островами, разбросанными по всему заливу Арепано, на минуту показалось устье Япуры шириной в шесть тысяч шестьсот футов. Этот могучий приток разветвляется на несколько рукавов и вливается через восемь устьев в Амазонку, раскинувшуюся здесь как море или морской залив. Япура бежит издалека, с высоких гор Колумбии, и течение ее лишь один раз преграждают водопады, в двухстах десяти лье от впадения в Амазонку.