Жюль Верн - Жангада. Кораблекрушение Джонатана.

— Ну что ж, это вполне простительно, — добродушно отозвался Кау-джер. — Ведь до сих пор они были полностью лишены развлечений. Когда протрезвеют, они займутся серьезными вещами. Что же касается установления власти, признаюсь, я и сам не вижу в этом никакой необходимости.

— Но кто-то должен навести здесь порядок, — возразил Гарри Родс.

— Чепуха! — заявил Кау-джер. — Порядок установится сам собой.

— Однако, если судить по прошлому… — продолжал Гарри Родс.

— Что было, то прошло, — решительно прервал его Кау-джер. — Вчера ваши товарищи по несчастью еще чувствовали себя гражданами Америки или Европы. А теперь они остельцы. Это большая разница.

— Значит, вы считаете, что они…

— Пусть они живут на острове спокойно, раз это их земля. Эмигрантам повезло, ибо здесь нет никаких законов. И незачем создавать их. Если бы не предвзятые идеи, сложившиеся в результате векового рабства, люди всегда договорились бы между собой. Земля предлагает человечеству свои щедрые дары. Пусть оно черпает их по мере сил и возможностей и пусть наслаждается равномерным, братским и справедливым распределением земных богатств. К чему ограничивать это законами?

Гарри Родс, видимо, не разделял оптимистических взглядов Кау-джера, однако ничего не возразил. В разговор вмешался Хартлпул:

— Но, поскольку братские чувства этих парней проявились пока что только в общих попойках, мы решили спрятать от них оружие и порох.

Общество колонизации погрузило на «Джонатана» шестьдесят ружей, несколько бочонков с порохом, пули и патроны, чтобы в бухте Лагоа эмигранты могли охотиться и защищаться от соседних диких племен. Никто и не вспомнил об этом оружии, кроме Хартлпула. Воспользовавшись общей суматохой, боцман решил спрятать его в пещерах, о которых рассказал ему Дик. В первую же ночь празднеств он, с помощью Гарри Родса и обоих юнг, перенес ружья и боеприпасы в верхнюю пещеру и завалил грудой ветвей. С этой минуты Хартлпул почувствовал себя спокойнее. Кау-джер одобрил предусмотрительность боцмана.

— Правильно сделали, Хартлпул, — сказал он. — Пусть сначала все войдет в привычную колею. Впрочем, здесь, на острове, людям ни к чему огнестрельное оружие.

— Да у них его и нет, — ответил боцман. — Общество колонизации строго следило за эмигрантами. При посадке их обыскивали, проверяли багаж и отбирали огнестрельное оружие. А то, что спрятано в пещере, никто не отыщет, так что…

Вдруг Хартлпул остановился, как бы вспомнив о чем-то, и воскликнул:

— Тысяча чертей! Ведь у них все-таки осталось кое-что, раз мы нашли только сорок восемь ружей из шестидесяти. Сначала я подумал, что произошла какая-то ошибка, но теперь припоминаю, что эти двенадцать недостающих ружей взяли с собой Ривьеры и их друзья. К счастью, это надежные люди, так что опасаться нечего.

— Осталась другая угроза, — заметил Гарри Родс. — Алкоголь. Сейчас все эмигранты обнимаются и целуются, но это ненадолго. Лазар Черони распоясался окончательно. Пока вы, Кау-джер, отсутствовали, я вынужден был вмешиваться в его семейные дела, иначе он прикончил бы свою жену.

— Чудовище! — сказал Кау-джер.

— Такое же, как все пьяницы… Во всяком случае, обеим женщинам повезло, что вернулся Хальг. Да, кстати, как поживает наш юный дикарь?

— Что вам сказать? Вы ведь знаете его душевное состояние и сами понимаете, что Хальг уехал отсюда крайне неохотно. Мне пришлось дать ему слово, что мы вернемся. Поскольку семья Черони остается на острове, положение вещей, конечно, значительно упрощается. Но, с другой стороны, все усложняется пьянством отца Грациэллы. Будем надеяться, что, когда запасы рома истощатся, он утихомирится.

Пока друзья обсуждали его судьбу, Хальг, оставив «Уэл-Киедж» на попечении отца, бросился к любимой девушке. Какая это была радостная встреча! Правда, вскоре радость сменилась печалью. Грациэлла рассказала о новых пытках, которым Лазар подвергал семью. Ко всем прежним бедам прибавилось еще ухаживание подлого Паттерсона, а главное, грубые приставания Сирка, так, что теперь девушка не могла шагу ступить, чтобы не столкнуться с этим подонком, способным на любую пакость. Хальг, слушая Грациэллу, дрожал от негодования.

Лазар Черона громко храпел в углу палатки, отсыпаясь после очередной пьянки. Надеяться на его исправление уже не приходилось.

К этому времени праздник превращался в свою противоположность. Веселое, благодушное настроение исчезло. На некоторых физиономиях появилось злобное выражение. Ром оказывал свое действие.