Жюль Верн - Возвращение на родину

Тем не менее сражение лишь приостановилось. В четыре часа прусский король снова пошел на нас атакой, став во главе трех штурмовых колонн, сформированных им из лучших пехотных и кавалерийских частей. Тогда наша батарея из двадцати четырех пушек, поставленная у подножия мельницы, обстреляла пруссаков с такой мощью, что они, сметаемые снарядами, не смогли забраться вверх по склонам и с наступлением ночи отошли.

Келлерман остался хозяином положения на плато, а название деревни Вальми облетело всю Францию — в тот самый день, когда Конвент на своем втором заседании провозгласил Республику [128] Не совсем точно. Конвент (выборный высший законодательный и исполнительный орган) собрался на первое заседание не 20-го, а 21 сентября 1792 года и на следующий день провозгласил Францию республикой. .

Мы уже приближаемся к развязке рассказа, который я мог бы назвать «История одного отпуска в Германии».

В тот же вечер госпожа Келлер, господин и барышня де Лоране, моя сестра Ирма, господин Жан и я снова собрались вместе в одном из домов деревушки Вальми.

Какая это была радость — увидеться снова после стольких испытаний! Можно догадаться, что все мы чувствовали.

— Минуточку! — сказал я тогда. — Хоть я не слишком любопытен и не люблю совать свой нос куда не надо, я все же хотел бы знать…

— Как случилось, что Жан оказался твоим соотечественником, Наталис? — докончила за меня сестра.

— Да, Ирма, и это кажется мне таким странным… Вы, должно быть, ошиблись…

— В таких вещах не ошибаются, славный мой Наталис! — возразил господин Жан.

И вот что мне было рассказано в нескольких словах.

В деревне Лакруа-о-Буа, где мы оставили господина де Лоране и его спутниц, зорко охраняемых в доме Ганса Штенгера, австрийцев вскоре заменила колонна пруссаков. В этой колонне находилось несколько молодых людей, оторванных от своих семей указом от 31 июля.

Среди этих юношей был славный парень по имени Людвиг Пертц, оказавшийся из Бельцингена. Он знал госпожу Келлер и зашел повидать ее, когда узнал, что она — пленница пруссаков. Тут ему рассказали о том, что произошло с господином Жаном и как он должен был спасаться бегством через Аргонский лес.

Услышав это, Людвиг Пертц воскликнул:

— Вашему сыну больше нечего бояться, госпожа Келлер! Его не имели права призывать на военную службу!.. Он не пруссак!.. Он француз!

Можно себе представить, какую реакцию вызвало это заявление. Когда от Людвига Пертца попросили подтверждения его слов, он показал госпоже Келлер номер «Zeitblatt».

В этой газете было помещено сообщение о решении суда от 17 августа по тяжбе Келлера с правительством. Семейству Келлер было отказано в иске на том основании, что право на поставки для государства может принадлежать только немцу, прусскому подданному. Между тем, как было установлено, предки господина Келлера, переселившись в Гельдерн после отмены Нантского эдикта, никогда не хлопотали о натурализации и не получали ее, и вышеупомянутый господин Келлер никогда не был пруссаком, он всегда оставался французом, а потому государство ничего ему не должно.

Вот так рассудили! Что господин Келлер оставался французом, это, несомненно, самая что ни на есть правда! Однако это не резон, чтобы не заплатить ему долга! Но, в конце концов, суд вершился в Берлине в 1792 году. К тому же прошу поверить, что господин Жан отнюдь не собирался обжаловать его решение. Он и так считал свой процесс проигранным. Несомненно было одно: рожденный от отца и матери французского происхождения, он был самым чистокровным французом на свете! И если ему для этого недоставало обряда крещения, то он получил его в сражении при Вальми — подобное крещение огнем стоит любого другого!

Понятно, что после такого сообщения Людвига Пертца следовало во что бы то ни стало разыскать господина Жана. Тут как раз в Лакруа-о-Буа стало известно, что он схвачен в Аргонском лесу, препровожден в Лонгве, а затем отведен в прусский лагерь вместе с вашим покорным слугой. Нельзя было терять ни минуты. Перед грозившей сыну опасностью госпожа Келлер вновь обрела все свои силы. После ухода австрийской колонны несчастная мать в сопровождении господина де Лоране, барышни Марты, моей сестры покинула Лакруа-о-Буа. Честняга Ганс Штенгер стал их проводником. Вот так наши отважные женщины прибыли к лагерю Брауншвейга в то самое утро, когда нас собирались расстрелять. Сразу после того как мы ушли из палатки, где заседал военный совет, там появилась госпожа Келлер.