Все это было невероятно. Происходившее на конечной остановке процессии было прямой противоположностью происходившего на месте ее отправления. Там, где был я, никакого ощущения «затишья перед бурей» не возникало, скорее, было опасение, что не нам светит даже легкий ветерок.
Тем временем по национальному радио Джерри Райан отреагировал на страстный лозунг девушек.
— Ну, разве это не великолепно?! Если бы я был Тони Хоуксом и стоял рядом со своим маленьким холодильником у станции Конноли-стрит, чтобы начать торжественный вход в Дублин, это меня бы тронуло.
Что ж, я там стоял и меня это тронуло.
Джон начал махать мне из телефонной будки, где он стоял с трубкой у уха. В своих наушниках я услышал причину от самого Джерри.
— А теперь мы отправимся на станцию Конноли в Дублине, где наш репортер Джон Фарелл находится на месте рядом с Тони. Джон?
Из телефонной будки Джон поднял большие пальцы вверх. Как он собирался разрешить эту ситуацию? По сравнению с тем, что происходило у центра «ИЛАК», и, если честно, по сравнению с чем-либо где-либо, наш марш был жалким провалом. Как Джон выкрутится? Вскоре я узнал, как.
— О, Джерри, я так взволнован. Этот парень за последние три недели и два дня объездил всю Ирландию и оставил глубокий след везде, где побывал. Сегодня я пришел сюда со своей скромной кухонной шваброй и формой для льда, так что я подготовлен. Хотя, как я уже сказал, ничто не могло подготовить меня к встрече с Человеком-с-Холодильником. Во-первых, я должен сказать, у него такой загар, будто он провел последние три недели где-то в австралийской глубинке, и это удивительно. Его холодильник подписан сотнями людей, которые желают ему всего хорошего, пишут, как он им нравится и как они любят его холодильник, и теперь его холодильник вернулся домой. У нас здесь волынщик, Кристи Райли, чтобы его поприветствовать, и думаю, вы слышите на заднем фоне, как он снова начинает играть…
Джон явно целовался по-французски с камнем Бларни. Он предпочел витийствовать, позаимствовать слова у политиков, весьма изворотливо. Все остальные назвали бы это дерьмом собачьим. Что за день! Он начался с лошадиного дерьма, теперь дерьмо собачье… Радовало только, что в марше не участвовали слоны. Я заглянул в телефонную будку и увидел, как Джон неистово сигнализирует Кристи, чтобы тот начал играть.
— …Кристи развлекает толпу своей волынкой уже час — о, вот оно! Это очень громкий, глубокий звук, Джерри, и он привлекает много внимания. Мы готовы начать шествие, но я подумал, может, сначала ты бы хотел услышать Тони.
Теперь настала очередь неистово сигнализировать мне. Я подошел и взял трубку, которую мне вручил Джон.
— Тони, как ты? — спросил Джерри. — Возбуждение растет?
— Джерри, это крайняя степень возбуждения. Не могу описать тебе волнение, которое здесь царит.
«Какого черта, — подумал вдруг я, — я тоже так могу!» Немного мифологии никому не повредит. Ну, не считая миллионов жертв жестоких и кровожадных религий. Это им слегка навредило.
— Не думаю, что когда-либо встречал таких людей, — сказал я. — Я завоевал сердца ирландцев, не вопрос. Здесь меня просто задушили ответными чувствами.
— Думаю, теперь нам следует подготовиться к тому, что ты продолжишь свой триумфальный марш, — произнес Джерри, аккуратно подводя шоу к рекламной паузе. — Цезарь входит в Рим, дамы и господа!
И вот марш начался. Картинка было немного не та, какую я рисовал себе за завтраком в Уэксфорде накануне утром. Хотя к этому моменту мое первичное разочарование уже ослабело, и я даже начал получать некое извращенное удовлетворение от жалкой реакции на мои призывы по радио и нарастающие крики. Я решил, что для истинно бесцельного марша это идеальная реакция, его и должны были встретить такой вдохновленной апатией.
Я взглянул на Джона и заметил, что тот абсолютно не удивлен нехваткой участников мероприятия. Он этого ожидал. А вот я был наивен. Конечно, эта наивность и привела меня сюда, но это был Дублин, а Дублин был реальностью. Дублин должен был стать сильной пощечиной. Процветающий деловой центр, утро вторника, чуть позже одиннадцати. Люди должны работать, проживать жизнь, кормить голодные рты и, слава богу, слушать радио.
Радиослушатели переживали один из самых зрелищных и удивительно трогательных дней в истории столицы. Однако была большая разница между представлением слушателей о том, что происходит, и тем, как события развивались на самом деле. Для тех, кто настроился на FM-волну «Ар-ти-и», будь они в Донеголе, Голуэе или даже на острове Тори, это событие было эмоциональной кульминацией трогательной истории, так как масса поклонников следила за маршрутом, бросала венки и махала своему герою. У демонстрантов, только что отправившихся от станции Конноли, взгляд был немного иным. Нас было трое. Я, пеший репортер со шваброй и преклонных лет волынщик, который не понимал вообще, что здесь происходит.
Читать дальше