Настал наш черед. Владимир переключился на самую низкую передачу, и КАМАЗ погрузился в реку, медленно проехал по воде и взобрался на противоположный берег, словно черепаха, медленно, но верно выползающая на камень. Воина вытянули на тросе — Дэвид испуганно кричал, когда задняя часть машины начала соскальзывать со дна и возникла угроза, что внедорожник унесет течением. Василий отказался вести фургон по воде. Он решил, что слишком опасно, ведь он всего лишь врач, а не водитель, так что вызвался Дэвид.
— Может, не надо рисковать? Оно того не стоит, — сказал я. — Никогда себе не прощу, если с тобой что-нибудь случится. Не хватало еще, чтобы кто-то погиб, переправляясь через реку. Фиг с ним, с путешествием.
Дэвид осторожно въехал в реку, я же стоял на берегу. Мне захотелось зажмуриться: так я боялся, что сейчас что-нибудь случится. Дэвид очень медленно продвигался вперед — костяшки пальцев у него побелели, с такой силой он вцепился в руль. И затем он выбрался-таки на другой берег. Он сделал это. У меня вырвался вопль облегчения.
Мы спросили у водителей лесовозов, в каком состоянии дороги впереди. Они сказали нам, что до Томтора будут еще сотни рек. Я недоуменно посмотрел на Владимира, но тот лишь щелкнул себя по шее — типично русский жест. При других обстоятельствах он подразумевал бы предложение выпить. Но в данном случае его смысл был совсем другим: водители нажрались, и им не стоит верить. Естественно, Владимир был прав, и мы запросто доехали до Томтора, с легкостью переправившись через мелкие речки на мотоциклах.
По пути Владимир заметил детеныша бурого медведя и застрелил его — не потому, что тот представлял опасность, а всего лишь потому, что его шкура стоила шестьсот долларов. Водитель быстро освежевал медвежонка и забросил его шкуру в грузовик, оставив труп гнить в лесу. Я был потрясен. Мы были в первозданной глуши, преклоняясь перед матерью-природой и восхищаясь ею по несколько раз в день, и вдруг такая бесцеремонность. Лесорубы, которых мы перед этим повстречали, незаконно рубили деревья — просто потому, что за каждое дерево они получают по сто баксов. Владимир подстрелил медвежонка — просто потому, что можно выгодно продать его шкуру. Я понимал, что жизнь этих людей была отнюдь не легкой, что им нужны деньги, но все-таки это не было достаточным оправданием их поступков. Медвежонок был диким животным, жившим в своей естественной среде, и ни у кого нет права убивать его из ружья. По-моему, это отвратительно. Чарли тоже был очень огорчен, но совсем по другой причине — потому, что он не видел, как Владимир это сделал.
— Эх, вот бы мне самому его застрелить! — стенал он. Я снова пришел в ужас, и мы спорили о том, правильно или неправильно убивать диких животных, еще на протяжении нескольких дней.
На ночь мы разместились в охотничьем домике. Там было невероятно душно, однако из-за комаров нельзя было даже открыть окна. В тиши избушки у меня появилось время подумать о доме. Накануне у моей жены был день рождения, и я отдал бы все, чтобы сейчас оказаться рядом с ней. Я больше года мечтал об этом путешествии. И вот теперь, когда моя мечта сбылась, грезил о доме — представлял, как отвожу детей в школу, купаю их или веду на прогулку в парк. Надо же, я мечтал о самых простых, повседневных вещах.
С тех пор, как мы покинули Монголию, я словно плыл по течению. Монголия оказала на меня сильное воздействие — я не ожидал, что увиденное и пережитое так глубоко меня затронет. Тогда я отдавал себе отчет, где мы находимся и куда направляемся, однако с момента прибытия в Сибирь словно бы лишился ощущения пространства. Единственное, что теперь имело значение, это достичь Магадана. Пока же путешествие было что надо.
Грузовики, мотоциклы, грязь, палатки, медведи — все, о чем я и мечтал. А уж когда мы сплоченно работали, сооружая съезд к реке для переправы или убирая с дороги дерево, я испытывал настоящий восторг. В глубине души мне было немного жаль, что нам с Чарли не удается проехать на мотоциклах всю Дорогу Костей без помощи Владимира и грузовиков, но я вынужден был признать, что подобное просто невозможно. Без поддержки у нас ничего бы не вышло. Мотоцикл не может преодолеть реку глубиной в два метра. Двигатель зальет водой, а машину унесет течением. То-то и оно. И тогда путешествию конец. А у нас была только одна цель — добраться до Нью-Йорка.
Как говорится, цель оправдывает средства.
Следующие три дня мы пересекали десятки речек, валили деревья, чтобы закрыть ямы, и медленно продвигались к Магадану. Выехав из Томтора, в первый день мы ехали шестнадцать часов, самые захватывающие шестнадцать часов езды на мотоцикле в моей жизни. Пока мы прокладывали себе путь по грязи, гравию, лужам, ямам, рекам и болотам, дороги становились все хуже. Как будто на нас обрушили сразу всё. Но единственное, что приходило мне на ум — насколько же это легче, чем я ожидал.
Читать дальше