Марк Пуссе - Семь походов по Восточному Саяну

Загрохотал гром. Сильнейший ливень держал нас в заточении до утра, да и когда дождь прекратился и выглянуло солнце, в путь двинулись не сразу — ждали, когда лес и трава подсохнут. Около палатки на небольшой кедрушке снует белочка. Она непривычного для северян чернильного цвета, и мои товарищи глаз от нее не отрывают.

Продвигаясь к Майскому озеру, хорошо ориентироваться по горе Сивуха. Спутать ее с другими невозможно, так как у ее вершины сверкают на солнце части давно разбившегося самолета. Оставив Сивуху на западе, тропа подвела нас к полусожженной избушке на Манском озере. Здесь и разбили лагерь.

Полуторакилометровой длины Манское озеро всем понравилось, хотя почти не имеет по берегам растительности. Озерное зеркало сплошь в кругах, и рыболовы, конечно, сразу же засуетились.

Последнее утро июля выпало по-летнему великолепным. Все вокруг пропитано солнцем, воздух, как хрусталь. Прежде чем продолжить путешествие, метрах в трехстах от избы мы сделали тайничок с запасом продуктов, необходимых для возвращения к Юльевскому, сверху положили смазанные ружейной щелочью металлические предметы.

К юго-востоку от озера есть небольшая горушка, у которой находится географический стык трех Восточно-Саянских белогорий: Кутурчинского, Манского и Канского. Когда мы миновали его, то сошли с тропы и взяли правее, к юго-востоку.

Уже с гребня первого цирка нам открылась величественная картина необъятных просторов окружающих нас белогорий.

Первые двое суток лазили по циркам, карабкались по скалам, спугивая белых куропаток. Уже к вечеру второго дня, миновав оставшееся внизу круглое, как чаша, озерко, подошли к краю котловины. Очередной цирк отсюда как на ладони: покрытые кедровой чащей берега; на противоположном склоне между полосками леса — пятна снега; по краям снежников — ярко-зеленые лужки. Все пространство внизу — сплошное высокотравье.

Решили стать лагерем на одной из террас. Вечером я оглядывал склоны в бинокль. Постепенно краски меняются. Багровый диск солнца сползает все ближе и ближе к западным вершинам. Становится прохладнее Внимательно оглядываю те места, где периодически поднимают шум кедровки. Акустика же в цирке такова, что слышно их чуть не за два километра.

Прямо против нас, на вершине стройного деревца, сидит молодая кедровка. Жалобным голосом она издает мяукающие звуки, в которых мне явственно слышится: ма-ма, ма-ма. Наконец, к «дитяте» подлетает родительница. Миг — и обе они ныряют в кусты.

Рано утром я заметил шевелящееся у снежника противоположного склона темное пятнышко. Медведь! Мы с Геннадием ринулись вниз. Начинается неизбежный в таких случаях марафон. Преодолеваем массу препятствий. Ноги путаются в кустарнике. Сзади — Геннадий. Он тащит рогатину. Кругом пятна примятой травы — лежки маралов. А вот сплошные траншеи из поваленной дудки и чемерицы, словно трактор прошел. Это уже не марал!

Переходим бурный ручей. Теперь снова вверх. Уже метрах в четырехстах от снежника неожиданно увидели, как огромных размеров медведь неторопливо спускается вниз по склону. Неужели учуял? Я посмотрел на часы: семь утра. Пожалуй, совпадение. Ему пора кончать кормежку. — Приготовь бересту и спички, если после моих выстрелов побежит в твою сторону, не мечись. Поднимай бересту. Огня он побоится.

Я ринулся наперерез, прикинув место нашего сближения. Каждый провал, в который я скатывался, а затем карабкался на склон, каждая группа кустов — напряжение. В кустарнике угадывался проход. Я заскочил в него, ожидая внезапного нападения. «Только в голову!» — командую себе.

Опять просвет — кустарник кончился. Я все время подпрыгивал, пытаясь рассмотреть по шевелению кустарника, где находится зверь. Но увы…

Пришлось снова бежать к Геннадию. Ведь со склона холма ему было видно и медведя и меня.

— Вы бежали правильно. Но он успел зайти в кустарник чуть раньше, и вы пробежали мимо него совсем рядом…

Делать нечего. Будем его сторожить. Долго в кустарнике не пролежит. Пить захочет. Геннадий уходит сообщить товарищам, чтобы перебирались поближе к нам.

Дневная жара свое дело сделала. Где-то после полудня в глубине чащи на мгновение всплыла медвежья спина, затем снова пропала. К ручью пошел.

Уже ближе к вечеру мы увидели бегущее по самой кромке «медвежьей чащи» какое-то животное. Издалека — как коза, оказалось — северный олень. В бинокль хорошо видны рога. Животное подбежало к снежнику и начало пастись. Потом минуты две постояло в небольшом овражке, и снова вперед. Теперь олень бежит по самой кромке кустарника в глубину цирка, к подножию обрыва.