Райнхольд Месснер: Хрустальный горизонт

Из моего окна видна Потала. Она парит над пыльной долиной как воздушный замок.

Что будет с ней? Сегодня местные деятели заняты самокритикой. Но почему начатый мною вчера разговор о стране был прерван? Иногда мне кажется, что здесь играют в меченые карты. Крестьяне и кочевники с недавних пор могут продавать излишки продуктов на рынке. Но почему мне запрещено покупать их? Может быть, эти уступки китайцев временные? С многочисленными маленькими свободами в страну снегов приходит надежда. Но страх пока остается.

Лишь в Пекине удалось вымыться, впервые за два с половиной месяца. Потом закрыться и побыть одному. Все дни — одно сплошное пиршество. Я пожинаю плоды пребывания в мире, который больше не принадлежит мне. Через два дня вылетаем во Франкфурт.

На прощание те же вопросы. Зачем я пошел на Эверест во второй раз? Кто мне за это платит? Кого я представляю?

Людям интересно это. Меня спрашивают также, какие флаги я брал с собой. Для какой страны я лезу в горы. Я говорю, что я это делаю для себя, из собственных побуждений, собственными средствами.

«Я сам для себя родина, а мое знамя — мой носовой платок», — цитирую я мое любимое изречение. Китайцы не понимают этого. Они мыслят в рамках схем, согласно которым признается только коллектив и не признается индивидуум. Они качают головами.

В дипломатических кругах Пекина уже распространились слухи о том, что я отнюдь не первый одиночка на вершине Эвереста, в книге рекордов Гиннесса указано другое имя. Меня эти слухи не трогают.

10 сентября приземляюсь в аэропорту Мюнхена. На вопрос, как мне удалось в одиночку покорить высочайшую гору мира, я отвечаю, подчиняясь обязанности официально сообщить о своем восхождении:

«С тактикой, применяемой большими экспедициями, я бы не имел шансов в одиночку покорить Эверест, я был бы уничтожен. Мне удалось это сделать только благодаря хорошей акклиматизации и малому весу рюкзака. У меня не было ни одного заранее поставленного высотного лагеря. Я нес с собой маленькую палатку, как улитка несет свой дом, и шел вперед так же медленно, как улитка. После ночевки я снимал палатку, нес ее в рюкзаке, снова ставил, и снова нес почти до самой вершины».

Я выступал перед журналистами, как будто отбывал какую-то повинность. Отвечал на вопросы при полном отсутствии взаимопонимания.

«Почему вы совершили восхождение в полном одиночестве?»

«Я и сейчас испытываю страх перед одиночеством».

«Может быть, это было лишь безрассудное стремление к рекорду?»

«Рекорд — это превышение технических и психических достижений в известных направлениях. Мое соло было броском в неизвестность. В неизвестность погодных условий муссонного времени, но прежде всего в неизвестность возможностей человеческого тела и духа».

«Перестанете ли вы теперь заниматься альпинизмом?»

«Нет».

«Чем собираетесь вы жить?»

«Не знаю. Знаю только, что и в глубокой старости я смогу заработать себе на хлеб, и этого мне достаточно. Я хотел бы только с наименьшими издержками иметь по возможности больше свободы, больше ничего».

«Будет ли телефильм о вашем соло?»

«Разумеется, я не снимал фильм о своем восхождении. Это невозможно. Было достаточно трудно сделать даже пару-другую фотографий. Мне удалось это только потому, что я приспособил в качестве штатива мой ледоруб. Так что получилось очень мало удачных снимков».

«Что же тогда у вас есть?»

«Немного».

«А какой смысл этого мероприятия?»

«Я не могу этого объяснить, но я уже устал доказывать, что именно необъяснимое придает жизни смысл».

Еще до сообщения в «Штерне» «Квик» высказала свое суждение относительно этой экспедиции и моей персоны:

«Какой смысл в том, что фанатик Месснер один, в рекордно короткое время, без кислородного аппарата поднялся на Эверест или куда бы то ни было? Что, он открыл новые пути, по которым впоследствии пойдут дальше? Сообщил научные данные о физиологии хорошо тренированного человека? Нет. Этот невероятно ловкий бросок ничего не принес, кроме сомнительной славы и все более высоких денежных доходов.

Месснер — отрицательный герой, его падения в трещину ледника ждут с таким же напряжением, как столкновения автомобилей в автогонках. Месснер при этом скорее трагическая фигура, чем блистательный герой... Он слишком поздно родился — все вершины уже покорены, почти все альпинистские маршруты пройдены. Сегодня гигант альпинизма для того, чтобы сказать новое слово, должен подвергаться необдуманному риску и устанавливать рекорды, которые предвещают ужасающее будущее.