Райнхольд Месснер - Хрустальный горизонт

Вылезаю из палатки, и ко мне возвращается обычная уверенность. Я как будто вдохнул космической энергии. Или это влияет на меня вершина, от которой я неотделим?

Воздух разрежен, его нежная голубизна прозрачна. Горы подо мной еще не имеют ни объема, ни цвета. Приказываю себе снять палатку, сложить ее. Но этот приказ идет уже не от головы, а от печенки. При каждом вдохе легкие наполняются воздухом, а я сам — уверенностью. Нет никаких сомнений. Я продолжаю восхождение.

Первые 50 метров иду очень медленно, потом нахожу нужный ритм. Идется хорошо. Немного задерживаюсь на лавинном завале. Держусь чуть правее северо-восточного гребня. Склон становится круче. Снега здесь больше, чем было ниже.

Внезапно погода ухудшается. Тяжелыми клиньями потянулись через перевалы с юга грязно-белые массы облаков. Дно долины уже заполнили муссонные тучи. Подчиняясь инстинкту, иду направо. На Эвересте легко ошибиться с погодой. Что это: уже муссон или просто резкое ухудшение погоды, приближение бури? Кто попадал в ветры вблизи вершины, тот знает, что ветер может сбросить человека со склона как пушинку. Борьба с разреженным воздухом нервирует меня. Остановки становятся все длиннее. Медлительность. Неуверенность. Склон некрутой, всего каких-то 40°. Но выше 7900 любой склон дается с трудом. Утренний воздух пока чист. Над долиной Ронгбука все время образуются полосы облаков. Они уплывают на восток и скрываются за линией горизонта.

Сейчас надо восстановить ритм отдачи и накопления жизненной энергии. На больших высотах как бы нарушается внутренняя гармония. С помощью движений — ставится правая нога, нагружается, переносится левая нога, нагружается — в теле возникает энергетическое поле. Спустя некоторое время открываются затворы, снимается напряжение. Страх уходит, и увеличиваются токи жизни во всем организме — не поддающиеся измерению, непостижимые формы энергии.

Сегодня, 19 августа, я все утро иду гораздо медленнее, чем обычно, несмотря на эту удивительную силу. Как будто что-то сдерживает меня изнутри, как будто дело не в высоте, а во мне. Что-то происходит со мной, как только я начинаю двигаться.

Вчера шлось так легко. А теперь каждый шаг — мучение. Что же я так медленно иду? Рюкзак давит, хотя он стал гораздо легче. Чувствую себя потерянным, расстроенным. Что бы там ни было, я не могу внушить себе, что существует бог, который управляет этим миром и заботится о каждом из нас в отдельности. Никакого творца вне меня, вне природы не существует. Не помню, когда я освободился от религиозного чувства, знаю только одно: с тех пор мне стало труднее убеждать себя в том, что я на свете не одинок, не брошен.

Снег стал глубже. Ноги погружаются в него с особенным звуком — кажется, что кто-то идет следом за мной.

Пора наконец понять, что я здесь один, абсолютно один. Когда я хриплю на остановках, на меня находит нечто вроде ностальгии. Тоска по уюту охватывает меня. При этом я полностью отдаю себе отчет в том, что все надежды на то, что кто-то меня ждет, — пусты, напрасны, как и страх перед одиночеством.

Прогнать чувство одиночества можно только активной деятельностью — двигаться вперед, интересоваться окружающим и изучать его. Как только начинаешь думать, запас энергии быстро истощается. На одной воле теперь не пойдешь. После расслабления очень трудно собраться с силами. Паузы теперь занимают больше времени, чем прохождение пятнадцати шагов. Шаги стали мерилом времени. Пространство и время слились.

Ох, как трудно справиться с самим собой, нести самому ответственность не только за свои действия, но и за решение продолжать подъем или спускаться. В особенности тогда, когда все тело пронизывает отчаяние перед предстоящим физическим напряжением. Я по собственной воле пошел на риск, и тем не менее я не могу, как Уилсон, положиться только на бога. На кого же мне положиться? Во время движения вверх я как неживой. Меня поддерживает только мир вокруг меня: воздух, небо, земля, облака, бегущие, с запада. Ощущение движения вперед при первых шагах после отдыха. Восприятие собственной воли как чего-то вещественного на последних шагах перед остановкой.

Рельеф нетрудный, но, несмотря на это, он поглощает все мое внимание. То, что я в состоянии остановиться, в состоянии пойти дальше, дает мне силы думать о дальнейшем, хотеть жить. Не менее важным, чем это чувство владения собой, является чувство собственного мастерства. Удивительно, как часто я сам не замечаю этой стороны удовлетворения от занятий альпинизмом и говорю только о стремлении к вершине. Высотное восхождение требует от человека целого ряда навыков, знаний и изобретательности. Чем выше поднимаешься, тем больше становишься проблемой сам для себя. Умение разрешать проблемы такого рода и есть то, что отличает хорошего альпиниста от плохого.