Василий Песков - Сельская Венгрия

— Давай-ка вспомним, что самое-самое венгерское? Сидящий рядом со мною веселый Игнац начинает загибать пальцы:

— Гуляш, чардаш, токай, салями, паприка, кубик-рубик, «Икарус», ну и недавно писали: по производству лекарств мы — великая держава…

Хлебаем в опрятной дорожной столовке гуляш. Хлебаем! Венгерское всемирно известное блюдо не то, что всюду едят на второе. Гуляш — это суп с мясом, обильно приправленный перцем. Другое национальное блюдо — тоже суп, но рыбный — халасле. Исходный продукт — непременно сазан. Приготовление осталось для меня тайной. То, что подали в тарелке, назвать ухою было нельзя — нечто густое и от перца огненно-красное. Вкусно. Но после халасле подают что-то похожее на вареники с творогом. Я так понял: для тушения в желудке пожара.

Население Венгрии — почти сплошь венгры, девяносто семь процентов всех жителей. Три процента делят словаки, немцы, сербы, хорваты. Официальный язык — венгерский. Труден ли с непривычки? Неимоверно! Вот проехали город с названием Секешфехервар. Танк, стоящий на пьедестале, напоминает: за город шли трехмесячные бои. С тех пор сохранилась солдатская шутка: «Город легче взять, чем выговорить».

Язык Венгрии принесен на Дунай из Приуралья. Говорят, манси и ханты могли бы венгра пусть не понять, но уловить в его речи что-то родное. Странное дело, но и я в разговорах на сельские темы вдруг слышу слова не чужие для уха: рожь, борозда, косить… И вот уже выясняется, что много слов в современном чужом языке почти русских: лопата — «лапат», сито — «сита», сено — «сена», грабли — «гереблье», солома — «солма», слива — «сильва»… Откуда сие? Объяснение простое. Венгры-кочевники, придя на Дунай, навыки земледелия перенимали тут у славян. И все, что связано с огородом, полем, оседлым сельским хозяйством, осталось с тех пор в языке: копать — «капо», квас — «ковыс», печенье — «печес»… Манерой произносить и долгим временем слова маленько помяты, однако живы и могут кое-что рассказать…

Секешфехервар (Белый столичный город) с трех-четырех попыток выговаривать я научился. И увожу на память речение звучное, легкое: енаподкиванок, что означает «желаю вам доброго дня».

Намаявшись за день, прошу в гостинице в назначенный час разбудить меня телефонным звонком. Просыпаюсь, однако, от птичьего пения. Кто же там, за окном? Дрозд! Парочка черных дроздов. Желтый клюв оттеняет их оперение. Не боязливы, доверчивы. И какие певцы! Венгры не зря называют их черными соловьями. В Будапеште дрозды самая заметная птица. И нет совершенно ворон. Ни одной! И в поездках не видел ни разу. Догадываюсь: нет мусора, нет и ворон. Но потом мне сказали: ворон отстреливают. Считают — вредная птица.

Во всем мире слабое место свиноводческих комплексов — навоз. Жидкую эту органику не знают куда девать. Она накапливается, дождями смывается в речки, убивая в них всякую жизнь. Опыт утилизации навоза — в кооперативе «Красная гвоздика». Десять высоких башен около фермы заполняют соломой. Навозная жижа подается в них сверху. Башни раз в год очищают. Набухший соломенный фильтр — хорошее, поддающееся транспортировке удобрение. Половину органики, таким образом, удается пустить на поля. Самую жидкую часть навоза (есть опыт в другом хозяйстве) специальной машиной впрыскивают в толщу почвы. Две задачи решаются сразу: земля получает нужные ей органические удобрения и не загрязняются воды.

Главное дерево здешних лесов — акация, хотя издавна венгры любят и почитают дуб. Дубовые рощи когда-то росли тут повсюду, но были сведены хлебопашцами. Акацию в XVII веке завезли из Америки для закрепления песков. Неприхотливая, устойчивая к болезням акация быстро распространилась — растет громадными развесистыми деревьями в одиночку, рощицами и большими массивами леса. В начале лета эти леса покрыты снегом цветов. Цветы — прекрасные медоносы. Акациевый мед в Венгрии ценится так же, как и липовый.

Пасеки. Одна индустриальная — сорок ульев на платформе стоят друг к другу вплотную, как городские жилища. Диву даешься: как пчелы ухитряются не перепутать летки? Кончится медосбор — из леса платформу, прицепив к грузовику, переправят в другое место. И тут же рядом, на хуторе, вижу ульи, плетенные из соломы. Старик в черной крапленой каплями воска шляпе и латаном жилете с дымарем топчется возле ульев.

— Енаподкиванок, дедушка! Что-нибудь носят?

— Носят, носят! — улыбается пасечник беззубым ртом. Иная работа старику уже не по силам. А пчелы и кормят, и до последнего часа сохраняют в человеке интерес к жизни. Старика пчеловода зовут Игнац Ковач. А жену его, старушку с морщинистым, как печеное яблоко, ликом — Игнацней Ковач… У венгров, выходя замуж, женщина берет не только фамилию мужа, но также имя. К мужскому имени прибавляется только частица «ней», и всем ясно, что это жена Игнаца, Яноша или Ласло. В городах обычай этот не всегда соблюдают — женщины оставляют девичье имя: Юлия, Анна, Мария… Девичье имя бабушки Игнацней Ковач — Ленке.