Жюль Верн - Дунайский лоцман

— Сколько времени вы рассчитываете оставаться в Рущуке? — спросил вместо ответа Карл Драгош.

— Не знаю, — ответил Сергей Ладко. — Если все пойдет, как я желал бы, я вернусь на лодку до утра, и в этом случае буду не один. Если получится по-другому, неизвестно, что я стану делать.

— Я последую за вами до конца, господин Бруш, — не колеблясь, объявил Карл Драгош.

— Воля ваша, — молвил Сергей Ладко и больше не сказал ни слова.

Когда наступила ночь, он приблизился к болгарскому берегу. В полной темноте он причалил немного ниже последних домов города.

Всем существом стремясь к заветной цели, Сергей Ладко действовал четко и точно. Слепой ко всему окружающему, он не заметил, как его компаньон исчез в каюте, когда якорь был поднят на борт. Внешний мир потерял для Сергея всякую реальность. Для него существовала единственная мечта. И этой мечтой был весь освещенный солнцем, несмотря на тьму ночи, его дом, и в этом доме Натча!.. Кроме Натчи, для него ничего не было под небом.

Как только нос суденышка коснулся берега, он спрыгнул на землю, закрепил баржу и удалился быстрыми шагами.

Карл Драгош вышел из каюты следом. Он не терял времени. Кто мог бы узнать энергичного и подтянутого полицейского в этом увальне с тяжелой поступью, превосходно изображавшем венгерского крестьянина.

Сыщик, в свою очередь, сошел на берег и, следуя за лоцманом, снова отправился на охоту.

Через пять минут Сергей Ладко и следом за ним Карл Драгош очутились около домов. В Рущуке в ту пору, несмотря на его торговое значение, не существовало уличного освещения, и при всем желании трудно было составить понятие о городе, беспорядочно разбросанном по берегу Дуная. Близ пристани теснились ветхие строения, служившие складами или кабачками. Ладко и Драгош на все это не обращали внимания. Первый шел быстрым шагом, смотря прямо перед собой, как будто его привлекала цель, сверкающая во тьме. А второй старался не отставать от лоцмана и потому не сразу заметил двух людей, появившихся из улочки, мимо которой он проходил.

Когда эти двое оказались на дороге, ведущей к Дунаю, они разделились. Один пошел направо, вниз по реке.

— До свидания, — сказал он по-болгарски.

— До свидания, — отвечал другой и, повернув налево, двинулся в сторону Карла Драгоша.

При звуке этого голоса сыщик вздрогнул. Секунду он колебался, замедлив шаг, потом, оставив преследование лоцмана, круто повернулся.

Значительная совокупность природных и благоприобретенных способностей необходима сыщику, питающему честолюбивую мечту не застрять на нижних ступеньках служебной лестницы. Но наиболее драгоценны из многих качеств, которыми он должен владеть, — превосходная зрительная и слуховая память.

Карл Драгош владел этими преимуществами в высокой степени. Через месяцы и годы он узнавал с первого взгляда однажды увиденное лицо и услышанный голос.

Сейчас прозвучал как раз один из тех голосов, которые Драгош слышал, и не так давно, чтобы ошибиться. Этот голос донесся до его слуха на поляне, у подножия горы Пилиш, и он станет той путеводной нитью, какую сыщик столь долго искал. Как бы ни казались убедительными, изощренными умозаключения, относившиеся к компаньону по путешествию, это все-таки были только гипотезы. Напротив, голос принес ему наконец уверенность. Колебаться между вероятностью и уверенностью было невозможно, и вот почему сыщик оставил Ладко и устремился за новой добычей.

— Добрый вечер, Титча, — сказал по-немецки Карл Драгош, когда человек приблизился к нему.

Тот остановился, стараясь рассмотреть его в темноте.

— Кто это? — спросил он.

— Я, — ответил Драгош.

— Да кто ты?

— Макс Рейнольд.

— Не знаю такого.

— Но я вас знаю, раз назвал по имени.

— Это верно, — согласился Титча. — Видно, у вас хорошие глаза, приятель?

— Они в самом деле превосходны!

Разговор на мгновение прервался.

— Чего вы от меня хотите? — спросил Титча.

— Говорить с вами, — объявил Драгош. — С вами или с другим. Я только для этого в Рущуке.

— Значит, вы нездешний?

— Нет, я приехал сегодня.

— Хорошенькое время выбрали, — насмешливо заметил Титча, очевидно намекая на анархию, царившую в Болгарии [44] [44] Сцена относится к 10 октября 1875 года, когда после подавления Апрельского восстания Болгария жила в обстановке острого социального напряжения. .

Драгош, сделав равнодушный жест, добавил:

— Я из Грона.