Питер Мейл - Путешествие с вилкой и штопором

Беда в том, — сокрушался месье Фаригуль, бывший школьный учитель, а ныне пенсионер и любитель обличать пороки современного мира со своей кафедры у стойки деревенского бара, — беда в том, что во Франции религию вытеснила еда. Ну и вино, разумеется. — Он постучал ногтем по своему пустому бокалу, прозрачно намекая на то, что не станет возражать, если я захочу его угостить. — Мы теперь поклоняемся только своему желудку, а место священнослужителей заняли повара. Мы сидим и едим, вместо того чтобы падать на колени и молиться. Мне горько говорить такое о своих согражданах, но никакой патриотизм не заставит меня закрыть глаза на правду.

Он вытянулся во весь свой куцый рост, едва превышающий пять футов, и гневно уставился на меня, явно ожидая возражений. Когда-то давно мы с ним несколько разошлись во мнениях относительно игры английской сборной по регби — Фаригуль обвинял моих соотечественников в том, что в свалке они якобы кусали противников за уши, — и с тех пор он считал меня диссидентом и опасным смутьяном. Впрочем, такое определение касалось любого, кто не разделял мнений Фаригуля, ибо сам он, по его глубокому убеждению, никогда не ошибался.

Но в тот раз я был с ним совершенно согласен. Даже не обладая особой наблюдательностью, легко заметить, что рестораны во Франции гораздо более популярны, чем церкви. Так я ему и сказал.

— Eh alors ? [20] А почему так? (фр.) — сразу же бросился в атаку Фаригуль. Он наклонил голову и стал ждать с терпеливым выражением лица, как у профессора, надеющегося вытянуть хоть какой-то ответ из очень тупого студента. — Чем вы это объясните? В чем тут причина?

— Ну-у, во-первых, еда гораздо лучше…

— Bof ! [21] Зд.: Чушь! (фр.) — Он кинул на меня испепеляющий взгляд и даже поднял руки, точно защищаясь от такого святотатства. — Почему я вообще трачу время на всяких интеллектуальных пигмеев?

Насчет пигмеев, учитывая его рост, Фаригулю следовало бы высказываться поосторожнее, но я все-таки сумел удержаться от остроты.

— Кстати, — вместо этого сказал я, — как раз в это воскресенье я собираюсь в церковь.

— Вы? — Брови Фаригуля взлетели к самой макушке.

— Да, на утреннюю мессу. Надеюсь, мы с вами там встретимся.

И я поспешно сбежал, не дожидаясь, пока он начнет задавать ненужные вопросы.

Я и вправду собирался в церковь, но не стану притворяться, что двигало мною религиозное чувство. Пойти туда меня заставили причины скорее гастрономические. Узнай об этом Фаригуль, он, без сомнения, окончательно уверился бы в том, что я человек бессовестный, глубоко порочный и лишенный всякой надежды на спасение. Посему я предпочел умолчать о том, что собираюсь посетить ежегодную messe des truffes [22] Трюфельная месса (фр.). в Ришеранше, городке к северо-востоку от Оранжа. Во время торжественной службы, проходящей под покровительством святого Антуана, будет выражена искренняя благодарность Господу за ароматные, таинственные и ужасно дорогие черные трюфели. Более того, после службы благочестивость и набожность паствы будет щедро вознаграждена ланчем, включающим и блюда с трюфелями.

Меня предупредили, что, если я хочу занять сидячее место в церкви, прийти надо пораньше, и потому уже в семь утра я вышел из нашей теплой кухни в промозглую январскую морось. Было еще совершенно темно, и, похоже, нас ждал один из тех дней — всего пятидесяти двух в году, как утверждают местные мифы, — когда над Провансом не будет светить солнце.

Оно сделало несколько слабых попыток пробиться сквозь густую черную мглу, но даже самый заядлый оптимист не назвал бы это светом. Только когда в Буллене я свернул с шоссе на узкую дорогу, ведущую на восток, к Ришераншу, непроницаемый мрак сменился серыми сумерками. Я находился в краю виноделов, и по обе стороны дороги на многие мили тянулись черные полосы обрезанных, голых виноградников. Редкие, кривые деревья низко пригибались к земле. Ничто не шевелилось. Две унылые сороки, обычно самые бойкие из птиц, съежившись, сидели на обочине и походили на промокших стариков, дожидающихся автобуса.

Между взмахами дворников я успел разглядеть несколько обезлюдевших городков: Сюз-ля-Русс, где в замке четырнадцатого века работает Университет вина; Ля-Бом-де-Транзи, мокрый, пустой, с запертыми дверями и ставнями; и наконец — Ришеранш.

Уже название главной улицы недвусмысленно намекает на то, что занимает его жителей все зимние месяцы: каждую субботу с ноября по март вдоль авеню De La Rabasse , или авеню Трюфелей, разворачивается рынок, торгующий только этими деликатесами. Как-то пару лет назад мне случилось побывать здесь. Я медленно шел вдоль ряда продавцов, каждый из которых держал в руках небольшое состояние, сложенное в мешочек или полиэтиленовый пакет. Чувствуя себя новичком, впервые приобщившимся к священному культу, я пытался подражать более опытным покупателям. Как и они, я наклонялся над пакетами и глубоко вдыхал исходящий из них густой, прелый аромат, потом громко восхищался букетом и красотой этих уродливых черных комочков и, подражая всем остальным, в ужасе моргал, услышав цену за кило. Ее сообщали шепотом, едва шевеля уголком рта и выразительно пожимая плечами: Еh beh oui [23] Ну да (фр.). , а чего вы ожидали? Такие красавцы, как эти, встречаются нечасто, и добывать их нелегко.