Но какая, однако, ловкость понадобилась туземцам, чтобы стать невидимыми даже в превосходные бинокли! Они обманули и зоркий глаз поселенцев, отлично ориентирующихся в лесах.
Легион черных демонов исчез. Наши возвращаются, обескураженные, но все же счастливые, что избежали страшной участи.
Итак, поскольку примириться не удалось, будем применять силу.
Наступает ночь, усиливающая неведомые опасности. Никто не в силах предугадать, что скрывается за плотной завесой тьмы. За каждым деревом, каждым кустом может таиться засада. Все словно сговорилось против нас… Прежде всего надо разжечь костры, чтобы хоть что-то видеть. Но их пламя становится как бы сигналом: со всех сторон вспыхивают сотни огней, освещая огромное пространство. Раздается хорошо знакомый клич, которым дикари сзывают своих соплеменников.
В нашем лагере, мрачном и молчаливом, все удваивают бдительность, пытаясь разглядеть туземцев, расположившихся невдалеке. Немеют руки, сжимающие оружие. Каждый обратился в слух, но ни один крик противника не нарушает тишины. Эта тишина еще более тревожна, чем галдеж, поднимаемый обычно австралийцами перед атакой.
Мой пес в страхе жмется к ногам и заунывно воет уже несколько минут. И неспроста.
Его жалобное завывание внезапно перекрывают оглушительные вопли. Целая армия аборигенов как поток врывается в лагерь, и, прежде чем мы успеваем что-либо предпринять, нас хватают и связывают безжалостные руки. Неожиданность нападения и огромное число врагов не дают возможности сопротивляться.
Прежнее молчание и затаенность чернокожих сменяются шумными возгласами и бесконечными прыжками.
Кооо-мооо-хооо-эээ! Сигнал к сбору звучит непрерывно, призывая воинов прибыть, чтобы отпраздновать поражение белых. Некоторые дикари бросаются во тьму и приносят охапки смолистых веток, которые вспыхивают, освещая трагическую сцену: скрутив путами из волокон формиума, нас положили, как дрова, вокруг лодки. По крайней мере, две сотни аборигенов пляшут и поют, едят продукты, что нам так дорого достались. Число вояк растет непрерывно. Но вновь прибывающие выглядят гораздо менее свирепыми, и слабая надежда зарождается в наших сердцах. Мы пришли сюда не как враги, и, быть может, удастся объяснить, что экспедиция носит сугубо мирный характер и преследует единственную цель — найти племя нга-ко-тко.
Рассматривание предметов, находящихся в лодке, сопровождается радостными возгласами этих неискушенных детей природы.
Один из них, видимо главный, держит в руках приоткрытый чемодан и, напоминая любопытную обезьяну, перебирает его содержимое, разбрасывая во все стороны обнаруженные вещи. Вот он с особой заинтересованностью вытаскивает маленькую серую бумажную коробку, медленно раскрывает ее, вынимает предмет, который я не могу издалека рассмотреть, и словно впадает в прострацию.
Я вдруг вспоминаю о так и не вскрытом мной послании доктора Стивенсона.
Из груди дикаря, простертого на земле в позе величайшего смирения, вырывается пронзительный гортанный звук, пляски и пение прекращаются как по мановению волшебной палочки, и все племя собирается у лодки. На лицах выражение, близкое к страху.
— Коббонг! Коббонг! — шепчут они тихо.
В это время появляется новая группа туземцев во главе с атлетически сложенным молодым человеком лет двадцати пяти; нагота его чуть прикрыта, кожа — несколько более светлая, чем у соплеменников. От остальных он отличается также длинной бородой и эмблемами помощника вождя на теле. Приблизившись к таинственному талисману, заставившему всех склонить головы, странный юноша, в свою очередь, издает радостный крик, напоминающий рычание, и произносит несколько слов на местном наречии.
Путы с нас снимают гораздо скорее, чем завязали, и при этом дружески пожимают руки. Тем временем помощник вождя говорит на ломаном английском языке:
— Великая эмблема нга-ко-тко спасла вас, джентльмены. Я — сын Рыжего Опоссума.
У племени нга-ко-тко. — Сокровище. — План Шеффера. — Телеграмма. — Плывем по реке. — Предательство. — Английский фрегат и пиратский корабль. — Погоня. — Что могут принести пушечные выстрелы, если каждый снаряд стоит триста франков. — Сокровище на дне.
Финал наших странствий напоминает триумфальное шествие. Аборигены так неистово благосклонны, что это становится просто утомительным: нас поминутно угощают то ягодами, то вкусными кореньями, то прекрасной дичью, причем в количествах, точно отвечающих гостеприимству хозяев, но никак не соответствующих вместимости наших желудков.
Читать дальше