Денис Урубко: Крутой лед

Снизу послышались голоса, и из-за перегиба ледового поля показались фигуры людей. То были мои друзья по альпинистской секции Центрального Спортивного Клуба Армии Республики Казахстан, идущие на восхождение на пик Маяковского. Чтобы дорога казалась веселей и короче, из нашего домика на метеостанции Туюк-Су я вышел вместе с ними, тем более что нам было по пути. Только пик Маяковского расположен немного ближе к Туюк-Су чем пик Орджоникидзе, и здесь наши пути расходились в разные стороны. Ребятам предстояло карабкаться влево по широкому осыпному кулуару на северный гребень горы, к началу маршрута на “Маяк”. Их четверка являла собой совершенно неординарный сплав силы, опыта и беспечности - это были два молодых брата Саня и Лешка Быковы, которых вальяжно вели на гору корифейски настроенные Андрей Барбашинов и Андрей Молотов. Черт меня побери, если я когда-либо забуду умиротворенные улыбки этих двоих обормотов, которые имеют несчастье состоять в моих друзьях, когда они чинно и степенно выступали один впереди, а другой в хвосте ведомой ими небольшой тактической колонны. С Молотовым мы в этом году вместе поднимались на Хан-Тенгри.

Я отшвырнул огрызок яблока в сторону и встал. Достав из рюкзака кошки, неторопливо нацепил их на ботинки, и постучал ногой о камень. Кошки не звенели, значит держались хорошо. Мне вдруг до безумия захотелось не идти никуда одному. Мой перевал устрашающей ледовой стеной заслонял полнеба и восходящее солнце. Все мои страхи внезапно обернулись против меня, и все мои усилия оказались блефом, стоило мне только осознать, что именно мне предстоит. Перевал упирался в голубую бесконечность небесного купола, и я почти физически ощущал холодную злобу, исходящую от него.

Ясные веселые голоса заставили меня стряхнуть нахлынувшее оцепенение. Ребята подходили, освещенные лучами солнца, уверенные в себе, непобедимые, и мне стало стыдно за свою нерешительность. То самое честолюбие, которое заставляло меня чувствовать себя слабым и одиноким, на сей раз лишь подтолкнуло меня, и не дожидаясь друзей, боясь спугнуть это слабое ощущение предстоящей удачи, я быстро вскинул рюкзак на спину, и зашагал прочь.

Южнее огромной, похожей на Ушбу в миниатюре, башни пика Маяковского гребень, отходящий от его вершины, из-за своей своеобразной ступенчатой формы получил очень меткое название "Тельняшка". На этих ступенях лежит снег, и поэтому весь склон гребня кажется располосованным черными и белыми горизонтальными полосами. Чуть правее “Тельняшки” в гребне между двумя большими жандармами находится узкая, едва заметная седловинка, на которую выводит некрутой ледовый кулуар. В начале лета, когда на льду еще держался снег, мы с Молотовым и Володей Фроловым по пути под юго-восточную стену “Маяка” пролезли этот кулуар и спустились на другую сторону перевала. В тот раз мы легко протоптали ступени в довольно прочном фирне, однако сейчас такой номер пройти не мог. За лето снег в кулуаре стаял, обнажив прочный гладкий панцирь льда, поскользнувшись на котором альпинист не имел никаких шансов на спасение, хотя глубина падения была не очень большой. Плохо было то, что где-то в ста метрах от перевала кулуар поворачивал чуть влево, нависая над крутой скальной ступенью, свободный полет с которой составлял около пятидесяти метров, что, согласитесь, вполне достаточно для героического финала.

Перебравшись через узкий бергшрунд в нижней части склона, я быстро набрал высоту по ровной поверхности льда. Тренированные ноги легко выдерживали нагрузку, возникавшую при ходьбе на передних зубьях кошек, и упруго пружиня, несли меня вверх. Отчаяние, чуть было не овладевшее мною на леднике, сменилось холодной трезвой ясностью мысли. Все чувства обострились до предела, и, казалось, весь мир замкнулся в кольце моей воли. Было прохладно, изредка легкими порывами снизу налетал ветерок. Надо мной ярким рассветным золотом пламенели бастионы пика Маяковского, и я отчетливо видел, как по залитой солнцем горловине кулуара по осыпям карабкались четверо моих товарищей, медленно и упорно поднимавшиеся к перевалу. Их руководитель, Андрей Барбашинов, долго стоял и глядел в мою сторону, а затем крикнул, что на гребне пика Орджоникидзе висят карнизы. Звук его голоса легко долетел до меня, и рассыпался слабым эхом по ребрам темных скал. Я усмехнулся, и поднял руку в ответ, показывая, что понял его. Мне не было дела до карнизов, - то, что мне предстояло ниже было гораздо сложнее и опасней, а я и так очень страшился предстоящего маршрута.