Марина Москвина: Гуд бай, Арктика!..

Дэвид Баклэнд приветствовал смекалку русского Кулибина и обещал обеспечить объект автономным источником питания.

Луна была упакована в чемодан, в нее мы засунули сапоги, свитера и шапки, напихали туда моих шоколадок и сухарей, втиснули всякие проводки, лампочки, отвертки, шурупы и все остальное, что обычно бывает у Луны внутри.

— А если меня спросят на таможне, что это, — говорил Леня, — скажу, что это каяк. Что я его склею и поплыву по Баренцеву морю.

И вот мы прилетаем в Осло, разгружаемся, Леонида представляют Дэвиду, и тот спрашивает:

— Where is your moon, Leonid?

— Here it is, — отвечает Леня, показывая на чемодан. — My moon is in the suitcase!

«Моя Луна в чемодане, сэр!..»

Экспедиция «Саре Farewell» стартовала из столицы Норвегии. Почти вся команда прибывала туда из Лондона, а мы, москвичи, воссоединились с ними только в аэропорту Осло.

Одно за другим возникали перед нами одухотворенные лица организаторов экспедиции.

Руководитель — загадочный Дэвид Баклэнд.

Рут Литтл. Это ж надо, с таким непритязательным именем быть столь разносторонним художником, скульптором, хореографом, прозаиком, драматургом, завлитом Лондонского Королевского театра, а также камертоном, настраивающим участников экспедиции на радостное и гармоническое существование.

Нина Хорстман, ас общения, она до того была необходима всем и каждому, что даже заметила с грустью:

— Никто со мной не присядет поболтать, а только зовут отовсюду, окликают: «Нина!», «Нина!», «Нина!..»

Нина-альпинистка, поэтому знала не понаслышке, что человеку понадобится позарез в таком долгом и непредсказуемом походе. Только благодаря ее терпению и заботе все эти рассеянные с улицы Бассейной хоть как-то укомплектовали свои баулы и чемоданы. Для пущей наглядности она фотографировала вещи, которые следовало взять с собой, подробно описывала каждый предмет, просила ни в коем случае не позабыть бинокль или подзорную трубу. В суровых инструкциях, которыми Нина бомбила нас из лондонской ставки, был трогательный пункт: «Захватите свои любимые лакомства…»

Сердце мое дрогнуло, я побежала в магазин и накупила там сахарных сухарей, вафель и шоколада на месяцы плавания в северных широтах. Видимо, от волнения за неделю перед отъездом я все подчистую съела. Пришлось второй раз бежать.

Теперь поистине святая троица, знакомая лишь по фотографиям и письмам, явилась нам во плоти, озарила своим присутствием — вместе с другими участниками экспедиции, среди которых были изысканные англичане, задумчивые канадцы, морально устойчивые немцы, волоокая испанка благородных кровей, океанолог, доктор биологии госпожа Иглесиас-Родригес и птицы высокого полета из Америки — темнокожий Пол Миллер (знаменитый на весь мир DJ Spooky — правда, он не позволял так к нему обращаться в частных беседах), и настороженная, как варакушка, светоносная Синтия Хопкинс, певица, поэт и композитор с зачехленным аккордеоном на спине и банджо на плече. Всего нас было двадцать растерянных мореплавателей из самых разных концов света.

Ну, мы друг другу улыбались — изо всех сил, пытаясь показать свое расположение и выразить надежду, что люди Земли, по крайней мере, эта странная компания неопределенного рода занятий — родные братья. Что мы, русские, на сей раз настроены весьма миролюбиво и в наши ближайшие планы не входит делить с ними шельфы Арктики.

Я даже совсем не к месту вспомнила: когда у меня брал интервью писатель Дмитрий Быков, он сказал:

— Вы все время улыбаетесь. А ведь некоторых людей это раздражает.

— Почему? — говорю. — Есть такая корейская пословица: «Разве в улыбающееся лицо плюнешь?»

— Плюнешь! — радостно ответил Быков, потирая ладони. — Еще как плюнешь!!!

Слава Аллаху, к нашей моряцкой братии этот разговор не имел никакого отношения. Многие друг друга обнимали, совершенно незнакомые люди. Я, конечно, тоже не удержалась, схватила и крепко обняла одного гладко выбритого англичанина с безупречными манерами, более того — запечатлела на его щеке столь жаркий поцелуй, что англичанин зашатался от неожиданности.

Жертвой моей безудержной любви к человечеству оказался английский поэт Ник Дрейк — судя по его славной фамилии, доблестный потомок британских пиратов. Всех остальных от моих безумных объятий и поцелуев спасло то, что объявили посадку на самолет.