Владимир Динец - Дикарем в Африку!

— Ты что, с ума сошел? — спросил я. — Какая гора? У меня ни спальника нет, ни ботинок, ни одежды теплой. Ты меня с кем-то путаешь. Отвали.

Он, однако, шел за мной и угрожал, пока я не уехал. Первые несколько полицейских постов (они на дорогах встречаются каждые 5–20 км) заставили меня понервничать, но все обошлось. В смысле, все было как обычно. Увидев меня, менты хищно улыбались, долго листали паспорт, шевеля губами, потом спрашивали свидетельство о прививке от желтой лихорадки (их официально не требуется иметь уже лет десять). Справка у меня была. Самые находчивые говорили: «А где сертификат о здоровье?» Такого вообще в природе не существует, но я доставал российский паспорт и тыкал пальцем в один из штампов. Платить не пришлось ни разу. Процент неприятных личностей среди работников органов очень высок во всех известных мне странах, но таких мерзких рож, как у полицейских в Танзании и Кении, я нигде не видел.

В Северо-Восточную Кению ехал автостопом. Попуток тут четыре категории. Первая — сельские интеллигенты и мелкие чиновники на легковушках. Останавливаясь, они говорят что-нибудь вроде: «Доброе утро! Куда вас отвезти?» Вторая — «слуги народа» и «новые кенийцы» на шикарных джипах. Они обычно сразу денег просят. Впрочем, тут сшибать деньги с белого не считается унизительным. Какой бы ободранный и голодный вид у тебя ни был, к тебе будут подходить на улице хорошо одетые и упитанные люди и говорить: «Дай денег, друг!» Третья категория — кенийские водители грузовиков. Они тоже хотят денег, но по тарифу маршрутных такси, да и от тех часто отказываются, если по дороге получается интересно потрепаться. Четвертая категория — водители грузовиков, иммигрировавшие из Сомали или Йемена. У них первая или вторая фраза всегда «ты мусульманин?» Дальнейшее зависит от ответа. То есть с ними можно очень мило поговорить, но если ты скажешь, что не мусульманин, в конце поездки спрашивают непомерную сумму и приходится долго торговаться. Если сказать, что мусульманин, денег требуют гораздо меньше.

Честно говоря, несмотря на чудеса восточноафриканской природы, я очень рад, что посмотрел все интересные места и могу сюда больше не возвращаться. Трудно сохранить хорошее впечатление о стране, где на вопрос «как пройти на такую-то улицу?» отвечают «дай денег — скажу». Повсеместная любовь к доносам и обдиранию (особенно по отношению к белым, которых автоматически причисляют к зажравшимся идиотам) здорово надоедает. Я теперь понимаю, почему именно этот регион на протяжении семисот лет служил основным источником поставки рабов: именно здесь люди всегда были готовы друг друга продать. Мне примерно в сотне стран пришлось побывать, и везде общение с местными жителями было чаще приятным, чем наоборот. Кения и Танзания — исключения из правила.

Несмотря на легкость и быстроту африканского автостопа, за три месяца я не видел ни одного путешественника, передвигающегося таким способом. Может быть, меня потому и подбирали столь охотно, что не привыкли видеть голосующих на дороге иностранцев.

В последней попутке я ехал с ученым-историком. Родом он из племени кикуйю, которое живет вокруг горы Кения. Англичанам там тоже очень нравилось, так что у кикуйю отобрали всю землю под кофейные и прочие плантации. Народ поднял восстание Мау-мау, с которого началась борьба за независимость. В результате в сегодняшней Кении почти вся политическая элита — кикуйю. Хотя его племя по сути дела правит страной, историк спел мне обычную песню о тяжком наследии колониализма, но заодно и рассказал интересную байку.

«Отцом нации» здесь считается Джомо Кеньятта (1889–1978), сын деревенского знахаря. Он был первым президентом, перед тем — одним из лидеров освободительного движения, а задолго до того — молодым бунтарем и членом Коминтерна. В соответствии с тогдашней модой он пару раз заезжал в Москву, где его довольно быстро обвинили в мелкобуржуазных тенденциях. «Почему мелкобуржуазных? — удивился Кеньятта, к тому времени уже владевший в Англии фермой, — у меня крупнобуржуазные тенденции!» После чего он немедленно уехал из России. Потом выяснилось, что в НКВД как раз готовился приказ об его аресте. Многие другие «неформальные лидеры» того времени оказались менее догадливыми и окончили жизнь в лагерях. Отсидеть Кеньятте впоследствии все равно пришлось, но в британской тюрьме. Наверное, это было получше Колымы.

Сейчас я в последнем интернет-кафе перед сомалийской границей. Завтра поеду в пограничный поселок, оттуда скоро пойдет караван грузовиков в Сомали. Знакомый в «Ethiopia Airlines» обещал позвонить другу-офицеру, чтобы меня подбросили до Могадишо.