При виде этих изолированных селений возникает ощущение заброшенности. Они резко отличаются от промышленных районов Европы, где на первом месте — прибыль, там с трудом терпят карликовые земельные участки, обезображенные столбами с натянутой на них проволочной изгородью. Гималаи же позволяют людям существовать маленькими и разбросанными общинами лишь там, где они могут выжить благодаря героическим усилиям, недоступным пониманию бесчисленных теоретизирующих западных советников-агрономов, которые погибнут через месяц, если оставить их один на один с Гималаями.
Мы остановились в очень милой семье, чей дом с дощатой крышей, как и все остальные в Шаблунге, построен из грубого камня. Скот помещается на первом этаже, а на второй с улицы ведет шаткая приставная лестница, по которой через низенькую дверь попадаешь в комнату с большим каменным очагом в углу и с неровным деревянным полом. Над очагом на высоте пяти футов из стены выступает закопченный дымоход из бамбуковых циновок, прибитых к деревянным перекладинам: одновременно и сушка и кладовая — такого я еще нигде не встречала. Дома имеют резные деревянные фасады, существенно отличающиеся друг от друга наполнением, хотя даже лучший из них грубее, чем знаменитая резьба неваров.
В данный момент я сижу в небольшом оконном проеме, ловлю последние лучи быстро угасающего дня и отбиваюсь от клопов, слишком прожорливых, чтобы дожидаться темноты. Вверху на стропилах висят три лука и колчан со стрелами, и в моей беспросветно романтической душе разливается блаженство от того, что мне довелось побывать у людей, привычных к охоте с луком и стрелами на диких коз. Семья состоит из родителей — Давы и Таши, которым по сорок с небольшим, и девяти детей. Старшему ребенку восемнадцать лет, младшему — шесть месяцев, что говорит о тщательном планировании семьи, хотя и не направленном на ограничение рождаемости. Все дети выжили, что не часто встречается в этих краях. В настоящий момент трое старших пасут скот на верхних пастбищах, откуда скоро должны спуститься на зимовку.
Мингмар зажег свечи, и я перебралась на пол. У огня, лежа на куче пестрых шкур дзо [62] Дзо — гибрид яка и коровы.
, голая по пояс Таши кормит грудью ребенка. Ее мускулистое тело в свете пламени отливает медью, черные волосы свисают на лицо. Она улыбается малышу, который с упоением сосет грудь. Остальные ребятишки кувыркаются на полу, а Дава своим кукри отрубает кусок свежей баранины — у меня даже слюнки текут. Значит, на ужин будет мясо.
Кукри поражает меня своей универсальностью. Им можно делать все: отрубить голову быку и свалить дерево, заточить карандаш и чистить картофель — не говоря уже о боевом применении. Небрежность, с которой этим тяжелым, острым как бритва оружием пользуются маленькие дети, совершенно потрясающа: малейшее неосторожное движение — и они могут что-нибудь себе отрубить.
Сегодня вечером мне самой пришлось воспользоваться кукри в качестве хирургического инструмента. Мингмар весь день чувствовал себя плохо, нарыв на щеке вырос до размеров карбункула. Я вскрыла его предварительно стерилизованным острым кукри и выдавила много гноя. Должно быть, Мингмару было очень больно, и он чувствовал слабость, но, как настоящий шерп, даже не пожаловался. По окончании операции нам налили по чашке густого коричневого чанга, сделанного из проса вместо риса или ячменя. В нем кишели какие-то подозрительные тела. Это был кислый, грязноватый, но удивительно крепкий напиток, но я не отказалась ни от второй, ни от третьей чашки.
В начале вечера зашел навестить нас деревенский лама — высокий, красивый мужчина лет тридцати пяти, необычайно представительный в своем темно-красном одеянии. Правда, он больше интересуется торговлей, чем религией, и вряд ли уделяет достаточно внимания духовной жизни своей общины.
14 ноября. Монастырь на горе.
Сегодня мы дотащились до ночлега вконец обессилевшими. Из Шаблунга мы вышли в шесть утра, а к пяти вечера поднялись на высоту более десяти тысяч футов над уровнем моря.
Перейдя подвесной мост у Шаблунга, мы направились снова к Тхангджету, что, по моей наивности, слегка меня озадачило, ибо на пути сюда я не помню ни одного отклонения дороги на восток. Слева лежали ровные узкие поля кукурузы. Неожиданно я увидела стадо лангуров, пожиравших в поле зерно. Эти обезьяны наносят большой ущерб урожаю, и крестьяне-неиндуисты всегда забрасывают их камнями. Поэтому при нашем появлении лангуры умчались прочь.
Читать дальше