Луи Буссенар - Похитители бриллиантов

И в Африке и в Австралии туземцы обычно держат в строгой тайне все, что относится к изготовлению этих грозных орудий самозащиты, и упорно отказываются посвящать белых в способы изготовления ядов.

Наполовину от нечего делать, наполовину подталкиваемый любопытством, молодой человек вошел. Женщина не считала нужным скрывать что бы то ни было от друга ее благодетеля и продолжала свою страшную работу.

Небольшой лук из дерева твердой породы, длиной не больше метра, она смазала жиром и поставила новую тетиву из лосевых жил. Затем она вынула стрелы, хранившиеся в колчане из леопардовой шкуры, аккуратно разложила их на земле и тщательно осмотрела. Они были сделаны из простого тростника, но очень искусно: для этих простодушных работниц изготовление хороших стрел – дело чести. Здешние стрелы далеко не имеют такой необычайной длины, как стрелы южноамериканских индейцев, достигающие чуть ли не двух метров в длину. Бушменская стрела короче в четыре раза. Но как они сделаны, как остроумно подогнаны все части, из которых приготовляется это смертоносное оружие! Наконечник длиной в шесть-семь сантиметров представляет собой круглую кость с зазубринами. Он вставляется в полый конец тростника, но не слишком плотно. Когда стрела попадает в живую цель, тростник можно легко выдернуть, а наконечник остается на месте. Сбоку у него небольшой железный и очень острый крючок, который не позволяет его выдернуть. Крючок и зазубрины смазаны ядом.

Бушменка взяла стоявший в углу большой сосуд из необожженной глины и осторожно извлекла из него штук тридцать гусениц, по-местному называемых «нгуа». Она раздавила их на куске тыквенной скорлупы, отложила внутренности, а кожицу выбросила. Из этих внутренностей женщина скатала мягкий зеленоватый шарик, смазала им все стрелы одну за другой – костяные наконечники и железные крючки – и затем аккуратно все уложила в колчан.

Наконец она закончила работу.

Альбер уже слыхал о страшном действии этого яда и все же относился к нему скептически.

– Если это все, – пробормотал он про себя, – на что они рассчитывают, чтобы освободить бедного Александра, то уж лучше я положусь на мой верный карабин.

Незнание бушменского языка не позволило ему обратиться к женщине за какими бы то ни было разъяснениями. Его недоверие было, однако, поколеблено, когда он увидел, как тщательно она очищает свои ногти от малейших остатков налипшего на них вещества.

Он собирался пойти поискать проводника, когда тот сам вошел в хижину. Увидев, чем занята хозяйка, он обрадовался.

– Женщина, – сказал он, – это хорошо! Ты приготовила нгуа. Те, кто похитил белого, умрут.

– Что ты сказал? – осведомился Альбер.

– Это нгуа, – ответил тот. – Нгуа ужасен. Нгуа убивает наповал пантеру и леопарда. Слон, если стрела попала ему в хобот, умирает очень скоро. А лев приходит от этого яда в такое бешенство, что, прежде чем умереть, грызет землю и деревья. Когда стрела с нгуа попадает в человека, он испытывает такую страшную боль, что катается по земле, рвет свое тело и просит, чтобы мать покормила его грудью: ему кажется, что он снова стал младенцем. Или же он впадает в бешенство. Тогда он убегает далеко от крааля, куда-нибудь в глубину леса, и там умирает. А рот его покрыт пеной. Белый вождь будет отмщен.

– А нет ли у бушменов и бечуанов другого яда?

– Конечно, есть яд пикаколу и соки растений, которым вы даете непонятные нам названия. Но эти яды вызывают оцепенение и убивают, не причиняя страданий, а нгуа – яд мести.

Наступила ночь, и на пиру царило небывалое оживление. К потрескиванию тростника, который охапками бросали в огонь, присоединилось рычание мужчин, визг женщин, пронзительные крики детей. Все без различия пола и возраста были пьяны. Общий шум перекрывала невообразимая какофония, которую производили жум-жумы, гурра и всякие другие местные музыкальные инструменты.

Гурра имеет вид лука. Она состоит из струны, прикрепленной к птичьему перу. В стволе пера проделано отверстие, в которое виртуоз дует изо всех сил, как в дудку. Когда в оркестре есть десяток этаких гурра, подымается такой вой, такое мычанье, что становится страшно.

Рабукен – длинная треугольная доска, на которую натянуты три струны. Колка нет, и струны упираются в надутый пузырь, который служит резонатором. Этот инструмент еще удивительней, чем гурра.

Но предел – это ромельпо. Представьте себе дуплистый пень, поставленный на треножник и туго перетянутый шкурой куагги. Музыкант вооружен двумя дубинами и беспрерывно бьет ими что есть силы по этой прочной шкуре. Это более оглушительно, чем все барабаны на свете.