Николай Ловцов: В горах Северного Урала

За Губахой — копи Половинка. Запах гари и угольная пыль наполняют воздух. В Половинке поезд стоит несколько минут. Из окон видно, как смена углекопов с зажженными лампочками, в широкополых парусиновых шляпах выходит из шахт. С шутками, со смехом они спешат под души, а там домой, отдыхать.

Наконец мы подъезжаем к центру северо-уральских угольных разработок. Поезд подходит к Кизелу. Здесь депо и смена паровоза, но меня это уже не касается. Я слезаю. Кизел — моя конечная станция.

Кучер-татарин гонит шуструю сивую лошаденку через сонный, пустой город. Мы поднимаемся на гору, спускаемся к пруду. За прудом желто-ржавая река Кизел. На берегу и по склонам гор — шахтерский поселок. Внизу под горой грохочут маленькие электровозы. К линии железной дороги, к погрузочной станции угля по бункеру ползут вагонетки со свежевырубленным углем. Высокие трубы электростанции коптят безоблачное небо. Из недр земли, из трех копей — Володарского, Фрунзе и Ленина — то-и-дело выкатываются угольные составы. Я начинаю чувствовать биение каменного сердца. Над копями шум: звонки электровозов, грохот компрессорных машин, методичные перепевы дизелей. Справа от копи им. Фрунзе за высоким забором высится деревянная башня. Штабеля леса, сотни бочек цемента аккуратно сложены около. Смены подвод то-и-дело подвозят новые материалы. Здесь заложена первая в Кизеле вертикальная шахта — Капитальная № 1. В 1933 г. эта шахта должна дать 500 000 тонн высокосортного угля. Во всем Кизеловском районе таких шахт заложено шесть, предполагают, что они дадут в первый год эксплоатации 3 млн. тонн угля. Но руководители работ уверяют, что не исключена возможность довести добычу и до пяти миллионов. В наше время все зависит не от проектов, а от желания и воли рабочих.

В полдень явился сухой, среднего роста блондин. Он критически оглядел меня, медленным движением вытянул из-за ушей маленькие очки в белой металлической оправе, посмотрел строже.

— В гору вы пойдете или кто другой?

Механик Ленинской копи, у которого я остановился, утвердительно кивнул головой.

— Да, Реш, будь проводником. Покажи наши шахты. Маршрут тебе известен, особенно не нажимай. Устанут еще.

— Хорошо, — коротко ответил Реш и повел меня и пермского доктора Котова осматривать Ленинскую копь.

Между двух гор, в долине речушки Кизел расположились одна против другой две копи: Ленинская и Фрунзе. Долина, шириной с полкилометра, прорезана сетью узкоколейных путей. По верху тенета электрических проводов. Маленькие, приземистые электровозы выкатывают из забоя уголь, подают к лебедке. Около лебедки на распределительных путях работают крепкие, похожие на битюгов, лошади. От лебедки вагонетки идут на бункер. Несколько десятков рабочих к работниц перехватывают их с электровозов, подцепляют к конским валькам, довозят до лебедки. У лебедки опытные зацепщики зацепляют узлы стального каната за вилки вагонеток, и уголь пополз на бункер. С обратной стороны по тому же канату спускаются порожние вагонетки. И так конвейер беспрерывен до 22 часов. Там отдых на восемь часов, и с 6 утра снова поток угля к бункеру, а от него в американские угольные платформы.

Реш не дал нам осмотреть наружную механику копей. Он засветил лампы и торопливо нырнул в черную пасть горы. С трудом поднимая тяжелые шахтерские сапоги, которые нас заставили надеть, мы поспешили за ним. Холодный, сырой ветер дохнул в лицо. Сырость охватила тело. Ноги увязли в грязи. Неожиданно нас окружила темная, непроглядная ночь.

— Головы ниже, головы! Провод!..

— Хорошо ему кричать. Разве за ним угонишься, — недовольно бурчит доктор Котов, запинаясь о старые шпалы.

Реш, не слушая, ведет нас по темным подземным коридорам. Иногда его лампочка мелькает сбоку, иногда оказывается позади нас. Мы идем по главной штольне. Навстречу часто попадаются шахтеры. Одни ремонтируют путь подземной железной дороги, другие выкатывают из забоев вагонетки, третьи возвращаются с работы. Электровозы, разбрасывая по каменному своду электрические искры, несутся к свету, на волю. Подпрыгивая на стыках, за ними бегут вагонетки, набитые жирным, блестящим антрацитом.

Мы спешим увидеть работу мощных врубовых машин. Они работают на тринадцатом штреке — в самом последнем коридоре. Путь нам кажется длинным, бесконечным. Мы все еще не можем одолеть и главной штольни, а впереди еще седьмой штрек, десятый, спуски…

Со стен течет вода, с потолка каплет. Холодно. Мне кажется, что в знойном июле наступила холодная непроглядная осень. Шахтерские лампочки еле мерцают, а тем, где штольня широка, мы не различаем даже боковых стен. Мы идем по шпалам.