Михаил Володин - Индия. Записки белого человека

— Нет, мой господин. Негоже историю моего позора рассказывать русским братьям. Мы слишком любим вашу страну, чтобы рисковать своей репутацией. Пожалуйста, угощайтесь кофе, — Ахмед подливает в чашку густой дымящийся напиток. Я машинально делаю глоток, обжигаю гортань и неожиданно чувствую раздражение. С какой стати они так любят мою страну — мало им Афгана и Чечни?! Почему этот ласковый араб хочет подарить мне — первому встречному — вещь, которая стоит кучу денег? А если я сострою козью морду и возьму ожерелье, что он тогда сделает — бросится на меня сам или вызовет полицию? Или все же это — пластмасса? Мне хочется ударить торговца. Я резко встаю из-за стола. Лицо араба выражает недоумение и испуг, и от этого мое раздражение еще усиливается. Нашарив в кармане десять рупий, я намереваюсь заплатить за кофе, но вижу, как торговец смертельно бледнеет. Так, держа руку в кармане, я иду к дверям и спиной чувствую провожающий меня взгляд. Настроение до отлета испорчено: я противен сам себе, и еще больше мне противен Восток.

Возле рынка под тентом прячется стайка велорикш. У них в тени +52, а у меня на солнце градусы подбираются к чистому спирту. В воздухе пахнет расплавленным гудроном, и с каждым вдохом этот самый гудрон входит в легкие, на мгновение застревая где-то по пути, заставляя глаза круглиться от изумления — разве такое возможно?! Из-за полнящего душу раздражения я оставляю без внимания велорикш — мне хочется как-то наказать самого себя, хоть бы и солнечной пыткой. Индийцы недоуменно и, похоже, с облегчением смотрят мне вслед: им лень крутить педали в такую жару. А я иду — единственный на весь Дели пешеход. Прохожу мимо старой мечети и банка, построенного еще в XIX веке англичанами, мимо сикхского храма, мимо домов с террасами и домов с венецианскими двориками, мимо заброшенных сооружений, в которых когда-то жили богатые горожане, а сейчас ютятся бездомные, — мимо всего того, что полгода назад нам с Гошкой показывал навязавшийся «экскурсовод». Сквозь заливающие глаза струи пота я вижу Красный форт — несостоявшийся дворец Великих Моголов и вспоминаю, как десять лет назад в такую же бескомпромиссную жару прощался с Бангкоком.

То была моя первая поездка на Восток. В последний ее день я вырвался посмотреть знаменитый королевский дворец. Таиланд щедро одаривал меня неподвижным раскаленным воздухом, потоками жидкого золота с крыш буддийских храмов, щекотал ноздри экзотическими ароматами и всячески притворялся другом. Я шел по незнакомому городу и радостно улыбался в ответ на улыбки таиландцев.

На Востоке белый человек должен быть готов к тому, что всё, вплоть до ничтожнейших мелочей, участвует в заговоре против него. Вот кривоногий юноша на мгновенье оторвался от огромной сковороды с жарящимися на ней орешками кешью и вытер пот со лба, и тотчас же чистильщик обуви в ста метрах подбросил и поймал на лету кувыркающуюся щетку, а дальше дважды просигналил мотоциклист, и следом распахнулось окно меняльной конторы. Восток живет своей жизнью, а глупый белый идет и не представляет, что все эти события связаны между собой и что в центре их хитросплетений — он сам.

Десять лет назад я и был нормальным, восторженным первооткрывателем чужих вселенных. На подходе к королевскому дворцу меня встретил молодой человек в сияющей белизной рубашке с короткими рукавами и, грустно взглянув на мою потемневшую от пота майку, спросил: «Господин идет во дворец?» При этом брови его скорбно поднялись и на лбу пролегла вертикальная складка.

От печального юноши я узнал, что в городе объявлен траур по поводу смерти королевы-матери и впервые за двести пятьдесят лет королевский дворец закрыт для экскурсий. Впереди и впрямь виднелись наглухо задраенные ворота с огромным увитым цветами портретом пожилой женщины. При взгляде на портрет мое лицо тотчас же приняло сочувственно-скорбное выражение.

Стоило мне мысленно согласиться с раскладом, предложенным судьбой в лице добровольного гида, как тотчас все вокруг завертелось: в метре от меня остановился моторикша или, как их здесь называют, «тук-тук», и вдруг оказалось, что я уже еду на почему-то бесплатную экскурсию по Бангкоку. При этом водитель ни слова не знал по-английски и молча возил меня по раскаленному городу! Через десять минут в буддийском храме я столкнулся с еще одним молодым человеком, который представился сыном владельца мебельной фабрики. От него я узнал о Всемирной ярмарке сапфиров — единственном легальном способе избежать гигантской трехсотпроцентной вывозной пошлины на камни. «Сегодня последний день работы!» — сказал молодой фабрикант и, усевшись в белый «мерседес», навсегда исчез из моей жизни. И всё — ни нажима, ни уговоров! Но мир вокруг меня крутился все быстрее — до закрытия Всемирной ярмарки оставались считанные часы. Все было рассчитано до мелочей! Через минуту этот круговорот выбросил мне навстречу немецкого бизнесмена — таиландца, конечно! — который только что вернулся с ярмарки и спешил на самолет, чтобы увезти с собой пять сапфиров. В Германии они принесут ему не менее двадцати тысяч долларов чистой прибыли! На быстро раскрытой смуглой ладони загадочно мерцали пять голубых камней. И их сияние проникло мне в душу.