Тим Северин - Острова пряностей

Время от времени Леонард отступал назад, и, приложив руку козырьком ко лбу, оглядывал свое произведение. Чтобы защититься от солнца, он носил широкополую шляпу — такую же, в какой Альфред Уоллес запечатлен на фотографии, сделанной в Сингапуре. И, как Уоллес во время работы, Леонард был совершенно погружен в себя и не реагировал на происходящее вокруг. Его губы слегка шевелились — он беззвучно разговаривал сам с собой. Толпа зрителей увеличилась до четырех или пяти десятков человек, в том числе взрослых, и все, затаив дыхание, ждали появления новой линии на расстеленных полотнищах парусов. Дети по собственной инициативе старались помочь художнику — чинили затупившиеся карандаши, а когда Леонард перешел к работе красками, следили за тем, чтобы кисти всегда были обильно смочены черной краской. Уоллес отмечал в своих дневниках нечто подобное — когда после целого дня ходьбы по лесу с сачком вечером он садился в маленькой хижине разбираться с пойманными насекомыми, туземцы с удивлением и любопытством наблюдали за его таинственными манипуляциями.

Гекконы были не единственным украшением нашей лодки. Мы как раз пришвартовали нашу новенькую прау калулис в лагуне за деревней и занимались последними приготовлениями, как вдруг мне передали приглашение Джонни, бригадира строителей, зайти к нему домой.

Это приглашение было столь неожиданным и интригующим, что я отправился к Джонни, не мешкая. Он, как обычно, мучительно стесняясь, объяснил, что хотел бы сделать «глаза» для лодки, и что, как бригадир строителей, должен сделать это сам. Я был приятно удивлен. Во многих культурах, связанных с морем, «глаза», нарисованные на носу лодки, позволяли ей «видеть» свой путь среди бушующих волн и не сбиваться с курса. Но, насколько я помнил, ни на одной лодке на Варбале не было изображения глаз. Возможно, это объяснялось тем, что местные лодки были предназначены не для долгих путешествий, а только для коротких переходов между Варбалом и ближайшими островами, не дальше Танимбара. Самым дальним путешествием, совершенным какой-либо варбальской прау калулис на памяти местных жителей, был переход до Амбона — провинциального города в 480 километрах от Варбала. С тех пор прошло 20 лет, но по сей день в разговорах на Варбале упоминали об этом случае. Теперь же Джонни и все остальные жители деревни знали, что я собираюсь проделать на их лодке путь в четыре или пять раз более длинный.

На следующее утро Джонни подошел, шлепая, как всегда, босиком по отмелям, к нашему «Альфреду Уоллесу», боком лежавшему на обнажившемся из-за отлива песке. В одной руке он держал жестянку с белой краской и кисточку, в другой — красную тряпицу и нож. Острием ножа он выдолбил небольшое отверстие в обшивке у носа корабля, затем извлек из кармана небольшое золотое кольцо и соскреб немного золотой краски на тряпицу, после чего втер тряпкой эту краску в отверстие — получился «зрачок» глаза. Вокруг зрачка он нарисовал белой краской кружок дюймов шести в диаметре, из которого исходило в разные стороны четыре изогнутых «руки» — получился «глаз» и одновременно древний символ солнца. Затем Джонни нарисовал точно такой же символ на противоположном борту. Я полюбопытствовал, есть ли еще какие-либо традиционные магические способы обезопасить лодку в грядущих плаваниях. Джонни в смущении переминался с ноги на ногу, затем сказал: «Да, перед тем как закрыть главный килевой отсек, я положил туда зернышко риса и еще кусочек древесного корня». Что это было за дерево? Джонни не мог назвать вид, но точно знал, что у него есть магические свойства. Волокна были взяты от участка корня, уходящего вертикально в землю — это гарантировало, что лодка будет всегда надежно соединена с духами земли. И вновь я подумал, что жители Варбала не так просты, как кажется. Джонни, будучи благочестивым христианином, прибегал, как и его предки, к помощи традиционной магии.

За день мы доплыли от Варбала до Кай-Бесара. На борту «Альфреда Уоллеса», кроме меня, были Янис, Буди, Джо, Леонард, Билл и еще один житель Варбала — Бобби, которого Янис пригласил в качестве помощника. Мы надеялись найти на дальнем северном конце Кай-Бесара места, описанные Уоллесом, — те самые обрывающиеся в воду склоны, что так поразили его воображение 140 лет назад.

День был пасмурный, и к моменту, когда мы подошли к южной оконечности Большого Кая, уже смеркалось. Вести новую, еще не очень знакомую лодку вдоль неосвещенного кораллового берега в полной темноте было бы ненужной авантюрой, и я решил найти место для стоянки на якоре за укрытием мыса. Зазубренный профиль мыса, поднимавшегося уступами к центральному горному хребту, напоминал хвост гигантского крокодила. Скалы отвесно обрывались в воду по обе стороны мыса и были усеяны черными впадинами пещер. На гребне холма от сильного ночного бриза раскачивались разлапистые листья пальм.