Луи Буссенар - Из Парижа в Бразилию по суше

В ответ снова раздалось недовольное ворчание, и вслед за тем из люка вынырнула рыжая голова и показались грубая физиономия и лохматая борода. Потом высунулись плечи и бизоний торс, крепко державшийся на двух огромных ногах, под которыми прогнулись доски спардека [457] Спардек — здесь: палуба в средней части судна. .

Гигант, которому принадлежали указанные выше части тела, поднялся на планшир [458] Планшир — брус, проходящий по верхнему краю борта у шлюпок и судов. , так что его отделяло от собеседника, стоявшего на краю пристани, не более шестидесяти сантиметров.

— Здравствуйте, Боб!.. Ворчите, как всегда?

— Здравствуйте, Сайрус! Да, вы правы: ворчу — пользуясь последними мгновениями, отпущенными мне, чтобы насладиться подобным приятным времяпрепровождением.

— Что вы хотите этим сказать?

— Возможно, мне недолго уже осталось ворчать.

— Что так?

— Не исключено, что завтра меня возьмут и повесят.

Незнакомец, как ни владел собой, невольно вздрогнул.

— Вы всерьез? — проговорил он несколько изменившимся голосом.

— Да, и настолько всерьез, что я с радостью отказался бы от нашей сделки, если бы вы смогли подыскать себе какое-нибудь другое суденышко.

— Но это невозможно!

— Я так и думал.

— Перуанцы не могут ждать. Хотя, скажу откровенно, я тревожусь за судьбу сына моего отца: кто знает, не кончится ли для меня сия затея джигой [459] Джига — английский национальный танец. при свете факелов из стеблей конопли?

— Опасное наше ремесло, особенно сейчас, мистер Сайрус!

— А что вы хотите, славный мой Боб? Ничего не дается даром. Наши же доходы находятся в прямой зависимости от наших аппетитов, отсюда и опасности, которым мы подвергаемся. Только чего вы так боитесь в данный момент?

— Вот уже в течение трех дней в двенадцати — пятнадцати милях от Панамы маячит в открытом море большой корабль, чтоб ему худо было! Он шастает туда-сюда в виду порта, словно часовой, делающий по сто шагов взад и вперед. Судно даже ненадолго не покидает своего поста и, ни на что не отвлекаясь, бдительно наблюдает за городом.

— И даже ночью?

— Ночью — особенно. По крайней мере, один раз в час корабль в течение нескольких минут мощным пучком электрического света озаряет рейд, да так ярко, что кажется, будто наступил день. Короче, в этом случае ускользнуть из поля его зрения не удастся никому, ибо луч прожектора рыщет, как акула.

— Да, но я слышал про вашу шхуну, что она здесь — одно из самых быстрых торговых судов…

— Дорогой Сайрус, это настоящая чушь!

— Вы просто трусите.

— Если хотите знать, моя пресловутая шхуна — крохотное суденышко, которое в любой момент может при резком ветре перевернуться вверх тормашками, — всего-навсего калоша рядом с этим чертовым кораблем!

— Как жаль, что у нас нет сейчас тех быстроходных катеров, коими мы располагали во время предыдущей войны!

— Да, тогда мы имели в каждой топке по тонне жидкого топлива и спокойно проходили со своим грузом где хотели: с берега видна была лишь шапка механика. И всегда доставляли оружие в срок…

— Да спасет нас Бог!

— Да спасет нас Бог! — торжественно повторил капитан Боб. — Право же, неприятно думать о том, что мною могут заменить на главной мачте этого судна сигнальный флажок. Даже шея начинает болеть, как представлю себе веревку с петлей на конце. — Затем он крикнул матросам: — Эй вы, там, пошевеливайтесь, черт вас подери! Не забывайте: вас ждет двойная плата, двойная порция табаку и виски, а посему и работать вы должны каждый за двоих в преддверии вечной жизни! — Убедившись, что команда бурно отреагировала на сей призыв, капитан снова повернулся к своему собеседнику: — Еще одно слово, Сайрус: что за груз вы везете на этот раз?

— Четыре тысячи ремингтоновских винтовок и два миллиона патронов к ним.

— И сколько же весит все это?..

— Ружья со штыками, чехлы, упаковка, итого — сорок тысяч килограммов…

— То есть сорок тонн.

— Да, двести ящиков по двести килограммов.

— Так… Но это — не считая боеприпасов…

— Два миллиона патронов, по тридцать граммов каждый… Следовательно, если я не ошибаюсь, надо прибавить еще шестьдесят тысяч килограммов.

— То есть шестьдесят тонн… В общем, не так уж и много: я ожидал вдвое больше. Поскольку товара на моем судне — лишь каких-то сто бочонков, то даже с вашим грузом оно не осядет более чем на два метра, и я смогу идти спокойно вдоль берега, не опасаясь сесть на мель.