Андрей Остальский - Иностранец ее Величества

И главное, самое ужасное — это был холод. Англичане замерзали. И грела их тогда только одна мечта: о бесплатном, всеобщем здравоохранении, таком, как в Советском Союзе. Эта идея была настолько популярна, что даже оказавшиеся в оппозиции консерваторы не осмелились эти планы торпедировать.

Причин бедственного положения было множество: война вымотала все силы, страна наделала долгов, нарушились глобальные экономические связи, взаимодействие с колониями. Да и вообще это дорогое удовольствие — содержание империи — было англичанам более не по карману. (Времена, когда империя, напротив, была прибыльным предприятием, канули в лету.)

Британии, единственной из стран Западной Европы, не досталось помощи по плану Маршалла, а вместо этого она получила кредит на очень скверных условиях, под процент, который надо было погашать в долларах, а долларов-то и не было… Зато удалось выстроить NHS.

В значительной мере это был коллективный акт нации джентльменов, которым казалось, что пора уже воплотить до конца великий английский принцип «справедливой игры» — обеспечить беднякам точно такую же медицинскую помощь, как и состоятельным классам. В какой-то степени эта мечта осуществилась, но, как и всякая мечта, она не выдержала в итоге столкновения с грубой реальностью. Мысль изреченная есть ложь, и точно так же мечта воплощенная есть нечто куда менее привлекательное.

Причем создание NHS многим казалось лишь первым шагом к новому светлому будущему. После окончания войны начинается весьма продолжительная эпоха британского национального увлечения социализмом.

Страна будет долго и упрямо двигаться по этому пути, то отступая на несколько шагов, то снова решительно устремляясь вперед. До тех пор, пока и эта мечта не закончится крахом в конце семидесятых, и правительство Маргарет Тэтчер не будет вынуждено прибегнуть к жестким, непопулярным мерам, чтобы вывести страну из глубочайшего кризиса.

Но вот что интересно: уже и после окончания Второй мировой войны возникало впечатление, что Англия отброшена куда-то на задворки истории навсегда. Казалось, что остановить упадок уже невозможно. И это в стране, считавшейся на протяжении многих десятилетий и даже веков самым богатым, могущественным и процветающим государством мира, магнитом для эмигрантов со всей Европы, эталоном свободы и прогресса. Тем более болезненным стало сокрушительное падение. И теперь, оглядываясь назад, не совсем даже понятно, каким образом Британии удалось выбраться из той глубокой рытвины на дороге истории. Для этого Англии не в первый и далеко не в последний раз пришлось изобрести себя заново.

Пытаются не допускать физического сближения с посторонним человеком, да и с непосторонним тоже («правило шести дюймов»);

Стараются не подавать виду, если огорчены, но и восторг свой скрывают тоже; всё преуменьшают и вечно недоговаривают, недосказывают; не восхищаются ничем, кроме погоды, а хвастаются только успехами в садоводстве;

Играют в игру «Расследование убийства» по выходным;

Не заговаривают с незнакомыми на улице или в общественных местах, сколько бы раз ни сталкивались с ними (например, в поезде или метро);

Смотрят телесериал «Доктор Кто»;

Говорят «извините», если вы наступите им на ногу;

Лучшие из них жалеют (а худшие — презирают) всех иностранцев. Между первыми и вторыми — довольно большой слой недоумевающих: как такое вообще возможно — не родиться англичанином?

Страна, в которой я живу почти уже двадцать лет, называется Блайти. Вряд ли вам удастся разыскать ее на карте, но если вы прогуглите английское слово Blighty , то на вас сразу обрушатся тысячи ссылок. Особенно распространено выражение «good old Blighty» — «добрая старая Блайти». Оно стало практически синонимом, заменяющим слово «родина». Населению этой страны неловко признаваться в собственной сентиментальности, в высоких чувствах, в любви к Отчизне. А потому выручает ирония, Блайти выручает.

Уж не знаю, встречается ли такое где-либо еще в мире — кажется, нигде больше посмеиваться над собственными патриотическими чувствами не принято. Так что, возможно, это чисто местный лингвистический феномен. Мыслимое ли дело: взять слегка пренебрежительное прозвание вашей родины в одной из бывших колоний, основательно его исказить и так называть свою страну. Нет, такое бывает только в Блайти.