С выгрузкой товаров и имущества было сложней.
Попробовали было баранки-сушку переправить на одном из плотов, но ее сразу же у борта лихтера захлестнуло и катило водой. Тотчас же вытащили обратно.
Для выгрузки приспособили паузок — маленькую барженку тонн на 300—400 водоизмещения. Ее нагружали до отказа, „Морж“ подводил до предельной возможности к берегу, а дальше подтягивали вручную. Удавалось это лишь в часы прилива. Соорудили высокие мостки на козлах и по ним бегали с мешками на плечах.
Семьдесят два часа, данные начальником, оказались слишком короткими. Паузок в отлив невозможно стянуть с песка никакими силами. Приходилось и для отвода его к лихтеру, и для привода к берегу ждать спасательного под’ема воды. Приливов же в сутки только два.
Повидимому, отправители грузов все-таки недостаточно серьезно продумали высадку на берег Ямала или плохо ознакомились с характером побережья. Здесь требовалось учесть и особенности мелевых перекатов, и работу приливо-отливов, и затруднительность сооружения мостков, козел, сходен и т. п.
Вода в губе ледяная: грузчикам необходимо обеспечить сухую работу. Лучше всего было бы забросить сюда с десяток речных понтонов. Укрепленные на якоре, они сделали бы работу выгрузки легкой и быстрой, а буксирование паузка не зависело бы от отлива и прилива — понтоны можно протянуть до глубины, достаточной для осадки паузка.
Что же касается того метода, каким выгружались мы, то с ним рабочие хватили не мало горя.
Особенно трудно было с шлюпками. Килевые, военно-морского образца, они абсолютно не пригодны к речному мелководью. Восьмивесельная фелюга, загруженная кладью, сидит в воде не мельче того же „Моржа“. Когда она застревает-на далеком перекате, то по незначительности доставленного ею груза нет смысла строить к ней мостки. Казалось, из-за такой мелочи не стоит ждать прилива. По пояс в воде люди выносили на берег тюки и мешки. Это сказывалось на продуктивности выработки. Промокший и до костей продрогший грузчик долгими часами отогревается и обсушивается в каютке паузка у камелька. Десяток-другой рабочих выходило из строя на полдня.
С другой стороны, и грузы невозможно предохранить от подмочки. Шлюпка неустойчива. Неверное движение — она пляшет. Особенно, если человек с тяжелой кладью. В холодной же воде люди нетерпеливы, нервны, стремятся все сделать рывком, как можно скорей. Хочет шлюпочный поддать мешок на спину грузчика, а лодка вдруг ядовито вильнула в сторону, и товар приходятся тащить из воды.
Выгрузка затянулась до вечера десятого числа. Семьдесят два часа перевалили за сто.
Однако нет такого дела, которое так или иначе не заканчивалось бы.
На рассвете 11 августа „Микоян“ громкотрубно рванул гудком песчаные ямальские берега и, медленно разворачиваясь, пошел дальше на Север.
Дня за два до ухода „Микояна“ произошло событие, давшее обильную пииту для разговоров всему нашему каравану.
Тов. Евладов, отправившись на прогулку с двумя „микояновскими“ моряками, нашел на берегу белуху — детеныша. Его, видимо, обронила мать и он лежал на отмели, прозевав отлив и не сумев во-время выбраться на глубину.
Я видел, как его свежевали, снимали шкуру. Младенец этот, надо отдать ему справедливость, очень интересный. Начать с того, что весу в нем свыше пяти пудов, хотя он еще „грудной“ и „беспомощный“. Шкура серо-стального цвета, гладкая, скользкая, толщиной в палец. Под шкурой толстый жировой слой, предохраняющий от холода. Вместо рыбьих-плавников — ласты, похожие на тюленьи.
О белухе мне известно мало подробностей. Она как-те выскочила из „плана“, мы на нее не рассчитывали. В Омске, при обсуждении всяческих „заданий“ и „проектов“, о ней не говорилось ни слова. В центре внимания стояли песцы и осетры.
О белухах же я знал только, что это разновидность дельфина, которого на Черном море зовут „морской свиньей“.
В полярных водах они огромны. Зверобои утверждают, что отдельные экземпляры попадаются „в сотни пудов“.
Это — млекопитающееся животное, родит по одному детенышу, редко по два. Мать носит своего белушонка на спине. Он не мешает ей очень ловко плавать и молниеносно нырять за рыбой. Промышляют они обыкновенно стаями. Рассыпятся широкой цепью и гонят рыбу в какую-нибудь излюбленную западню — бухту, заливчик. Когда глупая, ошалевшая от страха добыча попалась в мешок — белухи разом набрасываются и пожирают с изумительным проворством и жадностью. Появление белух считается верным признаком прихода рыбьих косяков.
Читать дальше