Ареф Минеев - Пять лет на острове Врангеля

Море, после того как станет бухта, еще долго сопротивляется. Оно то покрывается молодым льдом, то взламывается вновь под влиянием ветра. Как-то необычно бывает в тихие дни, когда море покрыто молодым льдом. Вода просвечивает через тонкую корку льда, и, если нет солнца, то кажется, что море еще не замерзло. Только беспредельная тишина говорит о том, что море уже сковано морозами.

Достаточно нескольких тихих дней, чтобы мороз сковал море столь крепко, что и средней силы ветры уже не могут взломать лед. Начинающиеся снегопады припорашивают молодой лед, и море приобретает тот зимний вид, который свойственен ему на протяжении почти десяти месяцев. Так постепенно зима вступает в свои права. Иногда море по всему южному побережью очищается от льда и замерзает ровной, как стол, пеленой. Не на чем остановиться глазу, и эта ровная площадь уходит и теряется за горизонтом. В такое время кажется, что хорошо будет ездить на собаках, не придется трястись по торосам, не надо будет с груженой нартой переваливать через ледяные хребты. Но как бы море ровно ни замерзло, осенью и зимой его так изломает, нагородит и наставит таких страшных торосов, что жутко смотреть. В иные же годы, когда плавающий лед не уходит далеко от берега, а бо́льшими или меньшими массами находится у берега, море уже раннею осенью приобретает свой обычный торосистый вид. Эта торосистость на протяжении зимы усиливается за счет нового торошения.

Нам неоднократно случалось наблюдать самый процесс торошения и у берега, и далеко в море.

Наиболее часто торошение происходит поздней осенью и ранней зимой, пока лед еще не достиг предельной толщины. Торошение происходит, конечно, и зимой и весной, но в разгаре зимы или по весне оно наблюдается значительно реже.

Торошение у берегов и в открытом море происходит различно. У берега лед на своем пути встречает препятствие и тут начинает взламываться. Пласты льда ползут друг на друга, громоздятся ввысь, принимая самые невероятные положения. Повторными нажимами растущий ледяной холм смещается все ближе к берегу, пока край основной гряды не очутится на самой земле, иногда за несколько метров от воды. Неровности дна и берега влияют на высоту гряды и ее отдельных участков. Появляются конические вершины, седловины, перевалы, напоминающие собой типичную горную цепь. Во время торошения слышится сильный гул, но это не напоминает орудийной канонады, хотя бы и слитной от множества частых выстрелов, — это скорее сочетание рева прибоя в крупногалечном ложе с шумом падения крупных масс рыхлой породы по крутому склону.

Даже находясь на расстоянии нескольких сот метров от места торошения, не слышно отдельных ударов. Это объясняется вероятно тем, что в каждый данный момент происходит беспрерывное разламывание ледяных площадей на крупные, мелкие и мельчайшие куски, и ухо не в состоянии среди этого хаоса мощного глухого звучания отделить отдельных гулов ломающегося льда.

Однажды, в открытом море, в 10—12 километрах от берега, мне пришлось наблюдать торошение в непосредственной близости — почти у самых ног. В начале декабря 1930 года я в сопровождении Павлова поехал промышлять зимнюю нерпу. Перед этим дул крепкий ветер с берега, и когда стало сравнительно светло, мы по темному отражению на облачном небе увидели, что в море оторвало лед и открыло много воды. Решили поехать бить нерпу. Погрузили на нарту небольшую кожаную байдару и поехали в море. Путь был всторошен немного, поэтому ехать было не особенно трудно. Кое-где поднимались высокие холмы отдельно стоящих торосов, пригнанных сюда ветром еще осенью.

Пока мы ехали полыньей, большую ее часть закрыло обратным движением льда, только кое-где остались сравнительно небольшие участки воды, но и они уже покрылись свежим льдом до десятка сантиметров толщиной. Среди этого льда виднелись небольшие полыньи и разводья чистой, дымящейся паром воды.

К нашему, приезду передвижка льда не закончилась, наблюдались довольно сильные, хотя и кратковременные нажимы. Первоначально мы, в поисках нерп, ехали краем разлома. Временами приходилось проезжать участки молодого льда. Он был так тонок, что вода просвечивала сквозь него, и поэтому лед казался черным и гнулся под тяжестью нарт. Нерп мы пока не видели. Наконец, решив осмотреться, мы остановились у высоченного, отдельно стоящего тороса. Оставив собак за торосом, я и Павлов поднялись на самую вершину и принялись в бинокль изучать окрестность.