Петр Романов - С Бобом и Джерри тропой инков

Славен Трухильо тем, что в 1820 году именно он стал первым перуанским городом, провозгласившим независимость от испанцев. Индейцы к этой затее — борьбе за независимость — имели отношение лишь как пушечное мясо. Всю эту бурную катавасию, что в конце концов разрушила испанскую империю, затеяли местные испанцы и креолы, не пожелавшие больше платить налоги королю в далеком Мадриде. И то верно, за что платить деньги человеку, которого ты никогда не видел? И уж точно никогда не увидишь от него ничего хорошего.

Кстати, главная площадь почти в каждом перуанском, да и вообще латиноамериканском городе называется одинаково: plaza de Armas — площадь Оружия. Это как раз в память о тех, кто отказался платить королю налоги, а затем защищал это свое справедливое желание с оружием в руках. В Трухильо на площади Оружия есть даже монумент одному из лидеров латиноамериканской борьбы за независимость Симону Боливару. Родом он, правда, из далекой от Перу Венесуэлы, но действительно бывал и здесь. Говорят, на площади располагалась одно время его штаб-квартира.

Старый центр города, бесспорно, красив, особенно дома с резными колониальными балкончиками, и мы с Бобом с удовольствием бы полюбовались ими в очередной раз, но, на нашу беду, все улицы славного Трухильо оказались плотно закупорены пробкой. Старыми машинами, грузовиками, полными разнообразных товаров, от холодильников до электроутюгов, неуклюжими фурами с овощами и фруктами, которые медленно, но упорно продвигались к местному рынку, а нередко и ослами, на которых гордо восседали живописные перуанки в национальных костюмах.

Для крестьянок из ближайших деревень поездка в Трухильо — целое событие, поэтому женщина надевает в такой день самый лучший наряд, исключительно ручной работы, либо своей, либо маминой, подготовленный еще к свадьбе. Рядом с женщиной обязательно муж, брат или дядя в соломенной шляпе, парусиновых штанах и разбитых сандалиях. Отпустить женщину одну в большой город, полный соблазнов и лукавых горожан, ни один крестьянин не рискнет.

Да и самому любопытно. Тем более, пока жена или сестра будет бегать по лавкам, закупая нужные для дома продукты и нехитрый скарб, мужчина с удовольствием потратит свою скромную заначку в ближайшем пивном баре.

А если уж совсем повезет, то еще успеет подраться с соседом из ближайшей деревни: значит, съездил не зря — будет о чем вспоминать и рассказывать родне.

Первой остановкой на нашем пути должен был стать Чан-Чан — он всего-то в пяти километрах от Трухильо, но из-за коварства Боба в тот день мы до него так и не добрались, хотя и ехали вроде как раз туда.

От Лимы до Чан-Чана всего-то ничего, километров 80, и это расстояние мы могли бы преодолеть одним броском даже с учетом утомительной пробки в Трухильо, но Боб не захотел с утра позавтракать, а теперь настоятельно требовал банкета.

Уловка старая. Просто у Боба между Трухильо и Чан-Чаном, на побережье, имелась для тех мест довольно приличная забегаловка «Под пальмой», которую он держал на паях с братом. То есть всем в этом заведении заправлял, разумеется, старший брат Боба — Мануэль, но деньги в этот ресторанчик (да не обидятся на меня французские гурманы за это высокое слово) вложил когда-то и Роберто. Он же защищал это заведение от посягательств местной шпаны. Мануэль, толстяк-обжора и любитель мексиканской текилы, оказать сопротивление способен не был, а вот Боб — да.

На кухне царствовала жена Мануэля — Пилар, рано состарившаяся женщина с врожденным кулинарным талантом. Набор блюд был, правда, классическим для здешних мест: обычное и смешанное себиче, разные рыбные похлебки, среди них изумительная «а ло мачо», креветки, ракушки и всякая другая морская дребедень, которую я не попробовал бы даже под угрозой расстрела. Ко всему этому в изобилии подавалось, конечно, и местное, кстати вполне приличное, холодное пиво.

Вообще-то индейцы пить пиво не умеют. Не раз наблюдал картину, когда вокруг трех бутылок пива собиралась компания молодых людей, человек десять, и так пьяно веселилась, будто они выхлестали не три бутылки, а три ящика ячменного зелья. Но есть, конечно, и пивные асы, вроде Мануэля, — эти могут перепить и баварца. Как любил повторять Мануэль: «Пиво делает человека полным, но счастливым, а это в нашей жизни самое главное». И с этим выводом наверняка согласился бы и немец, и ирландец, и чех.

Я недаром просил прощения у французов за слово «ресторан». Забегаловка Мануэля и Боба, хотя и считалась по здешним понятиям весьма солидным учреждением, поскольку была аж в полтора, а местами даже в два этажа высотой, плюс веранда, построена была руками самих братьев. Частично из дерева и плетеных циновок, а частично из глины. Да и название «Под пальмой» ничуть не соответствовало действительности: если где-то рядом и торчала какая-нибудь высохшая пальма, то несколько веков назад.