Причиной внезапного бегства братьев был слух относительно того, что Великий Шелковый путь перерезан диверсионными отрядами Бейбарса Бундукдари, султана египетских мамелюков. Этот храбрый воитель, выдающийся мусульманский вождь своего времени, вырвался из Египта, опустошительным ураганом прошел по Сирии и взял Иерусалим. Бейбарс, человек необыкновенно энергичный, о котором говорили, что он на одной неделе играет в теннис в Каире и в Дамаске, прежде уже завоевывал Армению (в 1266 году) и перед тем, как его армии потрясли христианский мир, рассеял войска Антиоха. В ту пору он опустошал города и веси на севере от своих сирийских лагерей, и то, что перед лицом этой угрозы Поло продолжали свой путь, много говорит об их храбрости и самоуверенности.
Современная дорога от Кайсери идет большей частью там же, где шел Великий Шелковый путь, и, как и караван Поло, проект «Путь Марко Поло», выехав из города, направился к Сивасу, когда-то называвшемуся Себастой. Это — Себастополь Птолемея. По пути мы хотели заехать в деревню Баньян, ибо на базаре в Кайсери нам говорили, что, если мы хотим увидеть производство ковров, мы должны ехать сюда. Мы отнеслись к сообщению с известной долей недоверия, так как полковник сэр Генри Йул, вероятно наиболее авторитетный из всех исследователей маршрута Марко Поло, уверял, что в этих местах ковры более не производятся. Тем не менее в поисках «прекраснейших и роскошнейших ковров в мире» мы свернули с главной дороги примерно в сорока километрах от Кайсери и ехали еще двенадцать километров по скверной дороге, посыпанной гравием, пока наконец не увидели деревню. Дома деревни, тоже глиняные, стоят на склоне холма. Мы не помнили, как по-турецки «ковер», так как уже потеряли наш турецкий словарь. В деревне не было никаких признаков производства ковров, поэтому мы попытались объясниться жестами. Жестикулируя так, чтобы, по нашему мнению, нас могли понять, мы были очень рады, когда мужчины, обступившие через некоторое время после того, как мы приехали, наши мотоциклы, закричали «тамум, тамум», что означает «хорошо, отлично», и один из них, тоже жестами, показал нам, что укажет, куда ехать, и влез на заднее сиденье мотоцикла. Мы поехали прочь из деревни, дорога здесь была еще хуже, нежели та, по какой мы ехали перед этим. Через какое-то время эта дорога привела нас к потоку, весьма приятному на вид, и здесь наш проводник соскочил с мотоцикла и, широко размахивая руками, с энтузиазмом устремился в воду. Нам стало ясно, что наши превосходные ткаческие жесты были приняты за плавательные упражнения, а изящно представленные нити, основы и челноки были истолкованы как страстное желание искупаться, вкусив после жары прохлады и смыв с себя дорожную пыль. Опять наш дилетантизм сыграл с нами шутку, но, нисколько не обескураженные, мы прекрасно искупались и возвратились в Баньян.
Когда мы приехали, нас пригласили в один из маленьких квадратных домов, и, зайдя внутрь, мы поняли, почему о производстве ковров в Баньяне известно столь немного. Всякий, приезжающий в деревню так, как приехали мы, мог проехать ее, ни на мгновение не заподозрив, что упустил редкостную удачу. Почти в каждом из домов, слепленных из глины, есть комната, больше обыкновенной, хорошо освещенная просторным окном, находившимся в верхней части стены. В комнате стоит тяжелый и громоздкий деревянный ткацкий станок с поднимающимися вертикально нитями основы, в нижней части вал, этот вал ограничивается специальной защелкой, и вокруг него наматывается вытканный ковер. Станок, сделанный вручную, едва ли изменился за тысячи лет, ибо мы знали, что ковры производили в Баньяне задолго до Марко Поло. Промышленность маленькой деревни, несомненно, хорошо известна торговцам коврами в Смирне, Стамбуле и Кайсери, но мы, по крайней мере, сумели поместить «прекраснейшие и роскошнейшие ковры в мире» в контекст, который дал Поло, и поняли, что наша вера в повествование Марко и в неизменную природу Азии не была неуместной.
Баньян был живым памятником необыкновенной точности описания Марко Поло, и мы со все увеличивающимся возбуждением ходили из дома в дом, жадно изучая ковры и наблюдая древний способ их производства. Помимо затейливых конструкций из хитроумно придуманных деревянных соединений, брусов и поперечных частей в станках, сделанных без единого гвоздя, работа по выделыванию ковров исполнялась женщинами и детьми. Пока мужчины трудились в поле, остальная часть семьи сидела, скрестив ноги, на полу перед большим станком, и, покуда было довольно дневного света, проворные пальцы крутили пряжу и завязывали узелки. Рядом с каждым ткачом — крошечная кучка окрашенной шерсти, над каждым работником висит образец узора, нарисованный цветными карандашами на куске потрепанной и старой жесткой бумаги, хотя в действительности на образец глядят редко: рисунок давно и хорошо известен. Даже ковер средних размеров, всего семи футов площадью, занимает три месяца кропотливого труда, при условии, что женщина и две ее дочери работают над ним девять часов в день. Самый тонкий, искуснейший рисунок умеют делать только дети до двенадцати лет, по причине гибкости их пальцев, и мы не заметили, сколько ни приглядывались, искривленных пальцев у молодых женщин, глаза которых уже выцвели от непрерывного напряжения.
Читать дальше