Люциан Воляновский - Жара и лихорадка

Более того, настоятель приказал отдать храмы под временные медицинские пункты, чтобы врачи осматривали жителей не под открытым небом и не в тесноте домишек. Загадочно улыбаясь, Будда поглядывал на ребятишек, пришедших со старостой…

Группа врачей и санитаров проработала в провинции Серапей два года; все это время они искали больных, лечили их и уничтожали комаров. Жужжание над болотами прекратилось.

В Хингмаи тысячи людей прошли по улицам в благодарственной процессии. Впереди шли пританцовывая красивые придворные танцовщицы, с вплетенными в полосы живыми цветами и надетыми на пальцы конусообразными пластинками из золота.

Языком танца, без слов, а лишь изящными движениями своих стройных тел они поведали людям, как победили комара, убивавшего свободный народ таи. Их танец рассказывал о горе, о надежде, о радости, которая ждет теперь людей.

Вслед за танцовщицами сотни правоверных тащили огромную ритуальную колесницу «бусабок», и, дойдя до священных ворот, они подкатили ее к подножию Будды, где стоял главный настоятель монастырей в окружении монахов в оранжевых одеяниях…

— В нашей работе, — сказал мне однажды знакомый маляриолог, — есть такие минуты безграничного удовлетворения, ради которых стоит работать в любых, самых трудных условиях…

В один прекрасный день в Нью-Дели из Кабула прибыл директор службы здоровья доктор А. Р. Хакими, который по поручению афганского правительства вручил региональному штабу ВОЗ для Юго-Восточной Азии шесть изумительных по красоте афганских ковров.

На первый взгляд эти произведения старинного искусства не имеют никакого отношения ни к комарам, ни к малярии.

Но вот что сказал доктор Хакими:

— В нашей стране существует определенная связь между этими коврами и развитием службы здоровья. Не так давно у нас бытовала такая пословица: «Если хочешь умереть, поезжай в Кундуз…» (там свирепствовала малярия). В последние годы благодаря Всемирной организации здравоохранения мы избавили Кундуз от малярии, и сейчас этот район — один из наиболее производительных в стране: здесь сеют пшеницу, выращивают хлопок, сахарный тростник. Ликвидация малярии позволила нам заняться каракулеводством. Получение различных видов шерсти повлекло за собой увеличение производства ковров. Но самое главное заключается в том, что сегодняшние ковры намного красивее прежних, потому что малярия больше не отнимает силы у наших ткачей и не глушит их творческую фантазию…

В нашем путешествии по Азии мы, кажется, чересчур удалились от священной горы Кинабалу, к которой отправляются муруты после смерти.

Мы ночуем в Апин-Апин. При лунном свете Кинабалу встает во всем своем великолепии, и становится понятным, почему с ней связано так много легенд. Дожди, которые в этом году начались на месяц раньше, захватили нас врасплох и до некоторой степени смешали все планы работ антималярийных бригад. Вырубленные в джунглях тропинки превратились в месиво. Машины с четырьмя ведущими колесами буквально «плывут» по такому вязкому болоту.

Мы останавливаемся в деревне, отмеченной на карте. Нас встречают стаи собак. Муруты любят собак и очень ими дорожат, так как собаки помогают им в охоте на диких быстроногих кабанов. Собаки настолько ценны здесь, что нередко можно наблюдать такую картину: женщина одной грудью кормит своего младенца, а второй — щенка, потому что его «мама» — в лесу на охоте.

Здешние собаки не умеют лаять. Не состоят ли они в родстве с известной австралийской собакой динго? Они не умеют лаять, но в пять часов утра громкий вой одинокой собаки, а через минуту и присоединившийся к ней целый собачий хор могут поднять из гроба и мертвого.

Уж коль я так выразился, попутно скажу, что, находясь в Сабахе, я смотрел на жбаны, в которых муруты готовят пищу, с каким-то странным чувством. Подумайте только, в одинаковых жбанах и пенится варево, и хоронятся умершие (покойника засовывают в жбан в сидячем положении и замазывают верх, а предают земле лишь через несколько лет). По словам переводчика, жбан-гроб стоит очень дорого. Мы пытаемся перевести его стоимость из одной валюты в другую, но это дается нам с большим трудом. Дело в том, что ни малайский доллар, ни любая другая валюта не очень-то в ходу у мурутов; они до сих пор ведут меновую торговлю. Однако после утомительных подсчетов нам ясно, что большой жбан-гроб стоит столько же, сколько красивая невеста.