Игорь Зотиков - Пикник на Аппалачской тропе

Я тоже работал по одному из грантов ННФ. Тогда работы на леднике Росса продвигались с трудом. Американское оборудование для бурения и большой сквозной, и маленькой «керновой» скважины каждый год все ломалось, и главные работы откладывались. Поэтому я решил взять с собой не только приборы для измерений, но и «свое» оборудование для бурения — протаивания скважины. Этот термобур, как мы его называли, позволял надежно протаивать лед с помощью электрического нагревателя, сделанного в виде кольца, укрепленного на конце трубы — корпуса термобура. При этом центральная часть льда, находящегося в скважине, оказывалась нерасплавленной и выступала внутрь трубы в виде керна, который потом поднимался вместе с трубой на поверхность. Конечно, при таком способе бурения в скважине оказывалось много воды, которая, находясь в соприкосновении с холодным льдом, легко могла бы замерзнуть, вморозив заодно навечно и трубу термобура. Чтобы этого не случилось, мы перед погружением трубы в лед заполняли весь ее внутренний объем обыкновенным спиртом, который уже в скважине смешивался с водой, создавая незамерзающую смесь.

Но, конечно, самым трудным в осуществлении этих экспедиций на ледник Росса было умение лавировать в президиуме Академии наук СССР. Нелегко было добиться, чтобы наша работа «за счет принимающей стороны» была бы включена в план иностранных поездок Академии наук на следующий год.

Первый год работы на этом леднике был неудачным для меня. Я жил в Мак-Мердо и долго ждал, когда можно будет полететь на Джей Найн опускать свои приборы в скважину, пробуренную через ледник американцами. Скважина у них все не получалась, а мы ждали, ждали… Этим и закончилась моя первая поездка в Антарктиду.

После нее я начал готовить уже свое буровое оборудование и договорился с американцами, что смогу взять с собой из Москвы «полевого помощника». К этому времени ко мне в маленькую лабораторию в подвале одного из жилых домов как раз поступил работать очень толковый молодой человек, Виктор, который конечно же горел желанием поехать в Антарктиду. С большим энтузиазмом и выдумкой он начал помогать мне готовить специальное устройство, которое я собирался опустить в скважину, пробуренную для нас американцами.

Это устройство впервые позволяло измерить — тает или намерзает лед у нижней поверхности ледника, ледяной крыши подледникового моря.

Однако и на второй год мы не смогли получить «американского» керна и скважины для спуска под лед нашей установки. И я стал уже всерьез подумывать о том, чтобы бурить «своими силами».

В третью поездку на ледник Росса кроме нас с Виктором поехал еще один сотрудник — Юра Райковский. Он только что вернулся после года работы в Антарктике на советской станции, где пробурил тем же оборудованием, что мы взяли с собой, скважину в два раза более глубокую, чем нужна была нам на леднике Росса. Мы надеялись поэтому, что на этот раз работа завершится успехом. Так и произошло. Юре и Вите удалось извлечь на поверхность образцы льда из всей четырехсотметровой толщи шельфового ледника Росса, вплоть до кусочка-цилиндрика льда с самого дна ледника, являющегося крышей таинственного подледникового моря тысячи и тысячи лет.

Каково же было всеобщее возбуждение, когда оказалось, что нижние, ближайшие к подледниковому морю несколько метров ледника были солеными и резко контрастировали с пресным, полным воздушных пузырьков «глетчерным» льдом основной толщи ледника. Это значило, что у нижней поверхности, на границе с соленым подледниковым морем, шло намерзание. А этот факт, в свою очередь, позволял по-новому взглянуть на вопрос неустойчивости шельфового ледника Росса при потеплении климата. Новая модель явления, которую можно было представить исходя из обнаруженного намерзания льда под ледником в его отдаленной от моря части, позволяла считать, что шельфовый ледник Росса вряд ли разрушится при ожидающемся потеплении климата в ближайшие пятьдесят — сто лет за счет парникового эффекта, связанного с увеличением количества углекислого газа в атмосфере благодаря человеческой деятельности, связанной с сжиганием углеводородного топлива.

А раз не разрушится шельфовый ледник Росса, значит, не разрушится и наземный ледниковый покров Западной Антарктиды, и уровень Мирового океана не повысится через пятьдесят — сто лет на четыре-пять метров, вследствие чего огромные, густо населенные прибрежные районы многих материков не будут затоплены.