Игорь Зотиков - Пикник на Аппалачской тропе

Боб — высокий, костистый, стройный мужчина, прекрасный пловец, участник различных соревнований по плаванию, где он выступал в качестве судьи. Неудивительно, что и трое его детей — куколка Барбара и двое старших сыновей — типичные американские мальчики Грег и Крис — тоже занимались плаванием, и не безрезультатно. Все шкафы и полки в комнатах Ратфордов были заставлены рядами призов и наград, полученных ими в различных соревнованиях по плаванию.

Через час я был уже в большом двухэтажном доме Ратфордов. Боб был уже дома и ждал меня, чтобы поехать перекусить куда-нибудь в город.

Решили поехать в какой-нибудь маленький местный ресторанчик и полакомиться жаренным на углях мясом. И тут я узнал интересную вещь о Далласе. Оказалось, что весь Даллас состоит из микрорайонов, в которых жители проголосовали за то, чтобы в одних микрорайонах продавалось в магазинах, ресторанах и кафе спиртное, а в других, по желанию жителей, не продавалось даже пиво. Такие районы называются сухими, и их в Далласе много. Мы долго искали «мокрый» район и наконец нашли. К пиву купили техасские блюда: острую жареную куриную колбасу и жаренные на углях говяжьи ребрышки.

Чувствуется, что Боб и Мардж влюблены в Техас. Пока мы колесили по городу, Боб рассказывал:

— Каждый штат и почти каждый город Америки имеют свой символ: цветок и птицу. Так вот, птица современного Далласа, Игор, — это башенный кран для строительства зданий. Посмотри — офисы, дома, огромные, блестящие снаружи корпуса заводов растут как грибы.

Ну а мне Даллас показался почему-то очень похожим на наши города Северного Кавказа или Средней Азии, в которых почему-то то тут, то там стоят во множестве новенькие или еще строящиеся кубы огромных, блестящих зданий и шикарных вилл. И всюду горы вывороченного грунта — галька, щебенка. А кругом — краны, краны и гудящие бульдозеры. А между ними — не застроенные еще пустыри, одинокие подсолнухи и белые акации вдоль дороги. Огромные, открытые, прокаленные солнцем пространства. А потом вдруг — высохшие, в рост человека, глухие частоколы заборов. Боб сказал, что он до сих пор не может привыкнуть к этим заборам. А мне они так напомнили заборы — стены дворов в Средней Азии и на Кавказе. И вдруг я понял, зачем их строят на юге: ведь здесь большая часть жизни проходит на дворе, на улице. И женщины выходят почти совсем раздетые, и мужчины тоже. Двор в таких, очень южных местах — почти как спальня, и, конечно, он должен быть наглухо отгорожен от посторонних глаз высоким, без единой щелки, забором. Вот и у самого Боба дом огорожен высоким глухим забором, и это так приятно, когда ты сам внутри, в закрытом со всех сторон дворике, да еще с бассейном.

Кругом много красивых цветущих белыми, красными и розовыми цветами деревьев. Боб говорит, что это деревья Техаса. У них удивительный светлый-светлый гладкий ствол, похожий на ствол эвкалипта. Слои коры все время отшелушиваются и падают на землю. А листва, по-видимому, совсем не густая. Светлые, желтовато-зеленоватые стволы и ветви прослеживаются почти до верха. А из ветвей трели. Соловей? Нет. Птица эта, которая поет как соловей, только чуть грубее, называется «кардинал». Она ростом со скворца и красная.

Вечером, когда спадает жара, вся семья опять на улице.

Сад освещен люминесцентными лампами, кругом — стрекочут цикады. Но вдруг, прерывая все, раздается трель какой-то птицы. Потом опять, опять… Я спросил, что это за птица, Мардж засмеялась и проводила меня к люминесцентному фонарю.

— Смотри, — сказала она. Через несколько секунд опять раздался треск, и вокруг светящейся трубки пролетели искры и молнии. — Эта трубка автоматически убивает разрядами бабочек и мошек, летящих на огонь.

А хозяин в это время был занят кошками.

У Ратфорда три кошки — одна слепая. Но у всех нет когтей на передних лапах. Многим кошкам делают хозяева здесь такую операцию.

Удивительно наблюдать, как Боб — очень занятый и серьезный человек — заботится о своих животных. Черная кошка ослепла год назад — попала под машину и, по-видимому, повредила зрительные нервы. Каждое утро в шесть утра Боб выносит ее в сад, где она одиноко бродит. А вечером он осторожно приносит ее обратно в дом, дает ей пищу… Вторая кошка — белая, наоборот, страшно активная, вся покрыта шрамами от драк. Целый час ножницами и пинцетом он снимал швы с одной из ее ран, ругая ветеринаров, которые зашивали рану белыми нитками. «Это на белой-то кошке!» — все время возмущался он.