Иван Черепов - Загадки Тянь-Шаня

Гутман отлично понимал, что товарищи бравируют, скрывают друг от друга степень обморожения с целью успокоить друзей, уверить их в благополучном исходе. Он был достаточно знаком с тяжелыми последствиями обморожения по опыту 1936 г. и не мог успокоиться до окончания спуска, передачи больных профессору и получения от него благополучного заключения. Им завладела одна мысль и подчинила себе все остальное. Чтобы выразить эту мысль, надо было всего два слова:

— Скорее, вниз!

Утром немного согрелись, выпив по стакану теплого чаю. Аккуратно собрали оставшиеся крошки сухого спирта. Его осталось так мало, что едва ли хватит, чтобы растопить из снега еще три стакана воды.

Не вылезая из палатки, оделись, обулись, обвязались веревкой и нацепили кошки.

Шли, медленно переставляя тяжелые, многопудовые ноги. Вытянулись цепочкой на всю длину веревки. На широком и крутом снежном склоне пошли немного быстрее. С каждым шагом спускались почти на метр, погружаясь в мягкий снег по плечи. Гутман шел впереди, а Иванов замыкал шествие, передвигаясь по проложенной траншее.

Вдруг раздался гулкий треск. Поперек склона прошла трещина, снег двинулся и потянул с собой двух шедших впереди альпинистов. Иванов быстро повернулся лицом к склону и вонзил ледоруб под веревку, идущую к товарищам. Сильный рывок опрокинул его на спину, и он полетел вслед за другими. Барахтаясь и кувыркаясь в мягком сухом снегу, они прокатились около двухсот метров. К счастью, сдвинувшаяся масса снега задержалась в фирнопаде, обтекая его отдельные выступы и заполняя трещины.

Остановились в самых различных позах, полузасыпанные снегом. Гутман лежал на спине поперек трещины, ногами вверх. Он, не подозревая опасности своего положения, не шевелился, заклинившись в трещину своим рюкзаком. Сидоренко оказался на самом краю десятиметрового сброса и осторожно отползал от его края. Иванов энергично «плавал» в лавине. Он намотал на себя веревку и, как спеленатый младенец, извивался, пытаясь освободить руки. Наконец, это ему удалось, и тогда он начал вытряхивать снег из-под капюшона и снял обледенелые очки.

Гутман, наконец, пришел в себя, проверил сохранность рук и ног, затем сбросил с плеча одну лямку рюкзака а перевалился на бок. Он все еще не мог подняться — за другую руку крепко держала вторая лямка рюкзака. Он спокойно вытянул из-под лямки свою руку, и вдруг ужас отразился на его лице — он увидел, как рюкзак скрылся в трещине. Посмотрев ему вслед, в черную глубину поглотившей добычу пасти, он вздохнул, поднялся па ноги и оказал удивленным товарищам:

— Легче будет идти. Пошевеливайтесь, друзья! Дальше нас не повезут.

На таком спуске «выгадали» около двух часов, но лучше его не повторять. Надо быть осторожнее при спуске на второе плато.

И опять они с трудом передвигали тяжелые ноги, волочили их как лыжи, бороня кошками мягкий снег.

Такой ходьбы, с несколькими падениями на обледенелых скалах, хватило на весь день. Прошли мимо верхних палаточных лагерей, миновали снежную пещеру лагеря № 5 и, наконец, остановились в своей лучшей пещере лагеря № 4. Этот переход занял 11 часов.

На другой день вышли рано. Не было больше топлива, так что завтрак их не задержал. Уже для всех было очевидно, что Сидоренко сильно поморозил ноги. Еще накануне товарищи разгрузили его и так подровняли свой темп, что он не мог заподозрить себя виновником медленной ходьбы и даже иногда покрикивал:

— Шевелитесь! Наступлю на пятки.

Ему было очень больно идти, но, стараясь не выдать своих страданий, он крепко сжимал зубы и обливался холодным потом. Очень хотелось отдохнуть, сесть на сугроб и вытянуть ноги. Но он гнал прочь эти мысли и шагал, шагал вперед. Если бы он был один, может, и не выдержал бы такой пытки, но с ним были друзья, а чего не сделает советский альпинист ради своего коллектива! Он твердо знал, что ему легче умереть, чем подвести своих товарищей, задержать их.

В этот день шли около 14 часов. Спустились на первое плато в сумерки, ледник прошли в темноте и в 23 часа вышли на морену у основного лагеря, где приветливым маяком мерцала освещенная изнутри палатка Летавета.

Через несколько дней привели лошадей и экспедиция рассталась с ледником Звездочка.

Сидоренко ехал на коне в седле оригинальной конструкции, состоящей из лыж и палок, обмороженные ноги были подняты выше головы. Его альпинистское самолюбие страдало от того, что возле неустойчивого седла шатали товарищи и поддерживали его с обеих сторон. Утром у него была температура 39,2 град…