Александр Филиппов - Порывая с прошлым

— За эту картину, над которой он работал пять дней, получит рупий двадцать.

— Сколько же она стоит в магазине?

— Более двухсот рупий.

Что и говорить — хозяин фирмы наживается основательно. Манзур Касиму разговор явно не нравится. Он торопится увести нас отсюда, говорит, что надо еще осмотреть мастерские, где вяжут знаменитые кашмирские шали, и ковровую фабрику.

Большой, похожий на ангар цех, сооруженный из камня. Окна без стекол, тесно стоят деревянные станки. Мелькают челноки, стремительно пропускаемые сквозь разноцветную паутину нитей. За станками в основном ребята — им лет десять-четырнадцать. Бледные лица, тонкие ручонки. По цеху гуляет холодный ветер.

Пытаюсь выяснить у рабочих, какая у них зарплата, а у Касима спрашиваю о продажной цене ковров.

— Прошу вас, — прижимает руки к сердцу сопровождающий. — Это коммерческая тайна. Люди довольны условиями. Ты доволен? — обращается он к одному рабочему.

— Да, сэр, — следует ответ.

Касим приглашает к себе на чашку чая. У него двухэтажная вилла, построенная в стиле английского загородного дома. Гостиная отделана дубовыми и ореховыми плитками. Резная инкрустированная мебель. В углу камин с горящими дровами. Тепло, уютно.

— Вам, советским, — говорит, обращаясь ко мне, хозяин дома, — привыкшим к своим стандартам жизни, возможно, многое и не понравилось из того, что вы здесь видели. Да, люди живут трудновато. Но вот, когда отобьем Кашмир у индийцев, то жизнь населения значительно улучшится.

— Вы это серьезно говорите? — не удерживается мой коллега Питер Хейс.

— Разумеется!

Ранним утром покидаем Музаффарабад. На улице, ведущей к нашему отелю, демонстрация. В толпе людей, укутанных в видавшие виды шали и просто одеяла, несколько женщин в пардах. Нетрудно догадаться, что демонстрация организована местными властями.

«Только Пакистан может обеспечить нам процветание и защиту», — читаем на транспаранте, который держит в руках здоровенный мужчина с военной выправкой. «Не отдадим Кашмира индийцам, борьба до полной победы!» — взывает другой транспарант, его держит в руках наш знакомый, Манзур Касим.

Пройдет несколько лет, и я совершенно случайно узнаю о дальнейшей судьбе этого человека. Он вновь вернется в армию и в декабрьские дни 1971 г. с отрядом «коммандос» перейдет линию перемирия в Кашмире. В ущелье, заминированном индийскими солдатами, он потеряет значительную часть отряда. Попытка вернуться не удастся. Снайперы, засевшие в горах, добьют оставшихся. В плену от ран скончается и сам Манзур Касим.

На машине подъезжает наш переводчик Аслам Бахш.

— Надо торопиться, — говорит он, — не обращайте внимания на демонстрантов. Вот-вот пойдет дождь, надо успеть проскочить перевал, а то можем застрять надолго.

Прощаемся с Питером Хейсом. Он едет дальше, в индийскую часть Кашмира. До границы, до которой буквально несколько километров, его доставят пакистанцы, а там встретят представители индийских властей.

…Лахор — это город легенд, уникальных памятников старины. Раскинулся он на берегу Рави, в плодородной низине, рассеченной реками Джелам, Чинаб, Рави, Биас и Сатледж в бассейне Инда. Отсюда и пошло название провинции Панджаб («пандж» — «пять», «аб» — «вода», что вместе означает «пятиречье»).

Сворачиваешь с шумного Моул-роуд, проспекта неоновых реклам, автомашин последней марки, многоэтажных зданий из стекла и бетона, кирпичных особняков в викторианском стиле, и словно переносишься в далекое прошлое. Говорливые базары прямо под открытым небом. Горы полосатых арбузов, пунцовых яблок и янтарных абрикосов. Торговцы в пестрых тюрбанах. Продираясь сквозь толпу на ослике, едет упитанный бородач в расписном кафтане. За ним с тюком на спине спешит жена. Лицо закрыто пардой. Ревут транзисторные приемники, включенные на полную мощность. Старательно избегая луж, к прилавкам с тканями спешит молодая пакистанская пара. Ярко-красная рубашка и расклешенные джинсы на парне. Девушка в мини-юбке, с длинными распущенными волосами. Смешались времена, смешались традиции и вкусы.

Узкие кривые улочки, где порой не проехать даже тонге — двухколесной бричке, выводят к светло-коричневой мечети Бадшахи. Ее ажурные бело-розовые минареты стометровыми стрелами взмeтнyлиcь ввысь. Они отражаются в полированной глади молельного двора, вмещающего в дни религиозных праздников до 100 тыс. паломников.