Тур Хейердал - Экспедиция Кон-Тики

Когда корифена была в хорошем настроении, она поворачивалась на бок, разгонялась и выскакивала из воды высоко в воздух, потом шлепалась в море, как блин, только брызги летели. Тут же следовал новый прыжок, еще и еще, с волны на волну. Если же рыба была не в духе, — скажем, когда мы вытаскивали ее из воды, — она больно кусалась. Торстейн долго ходил с забинтованным пальцем ноги и прихрамывал: он зазевался и попал пальцем в рот корифене, а она как следует его цапнула. После плавания мы услышали, будто корифены нападают на купальщиков и пожирают их. Это было не очень-то лестно для нас, ведь мы ежедневно купались среди корифен, однако они упорно нас избегали… Но они настоящие хищники, это точно, мы находили у них в желудке и кальмаров, и целиком проглоченных летучих рыб.

Вообще летучая рыба — любимое блюдо корифен; они, как бешеные, бросаются на все, что шевелится у поверхности, только бы не упустить лакомый кусок. Сколько раз бывало: выползешь, сонный, из каюты, сунешь зубную щетку в воду, и сразу весь сон долой — рыбина килограммов на пятнадцать выскакивает из-под плота и разочарованно тычется носом в щетину. Или сядешь с завтраком у борта — и вдруг тебя обдает фонтаном воды: это корифена исполнила свой любимый прыжок.

Торстейн однажды показал просто невероятный трюк — такие случаются только в рассказах хвастливых рыболовов. Мы сидели и обедали, вдруг он отложил в сторону вилку, окунул руку в воду, и не успели мы оглянуться, как море забурлило и к нам на палубу шлепнулась здоровенная корифена. Все объяснилось просто: Торстейн поймал обрывок лески, а на другом ее конце была слегка озадаченная корифена, которую Эрик упустил накануне.

Что ни день, вокруг плота и под ним кружили шесть или семь корифен. Очень редко их было только две-три; зато на следующий день мы могли насчитать и тридцать, и сорок. Если нам хотелось свежей рыбы, достаточно было, как правило, сдать заказ коку за двадцать минут до обеда. Он привязывал леску к короткой бамбуковой палке и наживлял крючок половинкой летучей рыбы. Тотчас, рассекая лбом воду, какая-нибудь корифена бросалась на добычу, спеша опередить других. Она сильная, тянуть ее из воды одно удовольствие. У корифены отличное плотное мясо, вкусом что-то среднее между треской и лососем. Оно держалось свежим два дня, а нам дольше и не нужно было: рыбы в море хватало.

С рыбой-лоцманом мы познакомились иначе, через акул, после гибели которых осиротевшие лоцманы переходили к нам. Первые акулы навестили нас вскоре после начала путешествия, и потом мы их видели почти ежедневно. Иногда они подходили просто с проверкой — сделают круг-другой возле плота и отправляются дальше искать добычу. Но чаще всего акулы пристраивались к нам в кильватер за рулевым веслом и бесшумно шли там, смещаясь то влево, то вправо, изредка чуть шевеля хвостом, чтобы не отстать от неторопливо скользящего по волнам плота. Они держались у самой поверхности, качаясь вместе с волнами, и спинной плавник зловеще торчал из воды, а серо-синее туловище казалось бурым в лучах солнца. Большие валы поднимали их выше плота. Смотришь на гребень, а там, словно за стеклянной стеной, прямо на тебя не спеша идет акула, и лоцманы снуют у нее перед мордой. Так и кажется, что сейчас она вместе со своей полосатой свитой очутится на палубе. Но тут же плот, накренившись, взмывал на гребень и переваливал через него.

Первое время мы относились к акуле с большим почтением — такая уж у нее слава, да и вид грозный. Железные мускулы веретенообразного туловища обладают невероятной силой, а широкая плоская голова с кошачьими глазками и громадной — футбольный мяч войдет — пастью олицетворяет беспощадную кровожадность. Заслышав крик рулевого «акула слева!» или «акула справа!», мы хватали гарпуны и остроги и становились вдоль борта. Хищницы частенько подходили вплотную к бревнам, но остроги гнулись, как лапша, от встречи с наждачной спиной акулы, а гарпуны обламывались, и наше почтение к противнику только росло. Когда же нам все-таки удавалось пробить эту толстую кожу и поразить мускулы или хрящевой череп, это приводило лишь к тому, что после короткой ожесточенной схватки акула срывалась и уходила, окатив нас с ног до головы водой, и только жирное пятно расплывалось на поверхности моря.

Не желая терять последний гарпунный наконечник, мы связали гроздь из самых больших рыболовных крючков и наживили их корифеной. Из многожильного стального канатика сделали поводок, для лесы отрезали кусок от нашей спасательной веревки и закинули приманку. Акула уверенно, не спеша, подошла к ней, распахнула огромную полукруглую пасть, так что рыло высунулось из воды, и корифена целиком исчезла в ее глотке. Попалась, проклятая! И давай отбиваться, вода в пену превратилась, но мы крепко держали веревку и подтянули зверюгу к корме. Она лежала в воде, разинув пасть, словно хотела нас напугать видом своих зубов, которые торчали, как пилы, но тут мы, улучив миг, с помощью набежавшей волны затащили добычу волоком на скользкие от тины бревна. Набросили ей на хвост петлю, чтобы не ушла, и отскочили в сторону, пока длился воинственный танец.