Пьер Гэсо - Священный лес

Фильм кончился. Зрители оживленно беседуют. Я снова подхожу к Ково, он сжимает меня в объятиях. Слезы волнения бегут по его щекам.

— Спасибо, — говорит он. — Я хочу посмотреть кино еще раз.

Подошли несколько старейшин. Они жестикулируют. Ково передаст мне, что они изумлены. Орех кола, показанный крупным планом, привел их в восхищение.

— Как ты сделал, — спрашивает Ково, широко расставив руки, — что он стал таким большим?

Нам пришлось показать фильм четыре раза. Энтузиазм тома был неиссякаем. Мы могли бы продолжать до утра.

Деревенская площадь опустела. Жители выразили еще раз свой восторг и разошлись по хижинам. Мы больше не видели Ково. Намерен ли он сдержать свое обещание?

Я в этом не уверен и, долго прислушиваясь к неумолчному шуму леса, раздумываю над этим вопросом. Заснуть я не в силах.

Сегодня утром Ково избегает нас. Он прислал со старшиной деревни обычные подарки: живого цыпленка, рис и пальмовое вино в калебасе [9] Сосуд из высушенного плода калебасового дерева или особого сорта тыквы. — Прим. пер. , но сам не показывается.

Как и в прошлом году, Ково предоставил в наше распоряжение большую хижину, предназначенную обычно для приемов. Растянувшись в гамаках, мы думаем все об одном и том же.

В Африке не следует торопиться, и мы не хотим своим нетерпением подорвать наши шансы на успех; надо дать Ково время обдумать решение. Чтобы скоротать ожидание, мы с Жаном ведем наших товарищей, впервые попавших в эту страну, посмотреть Ниогбозу. Мы испытываем гордость хозяев и хотим, чтобы наши друзья оценили красоту и опрятность этой типичной деревушки тома.

Возле дверей хижин женщины, с обнаженной грудью, в полосатых набедренных повязках, размеренными и медленными движениями толкут рис. Они поднимают тяжелые двухметровые песты и бросают их в углубления ступок.

Звонкие удары дерева о дерево порождают эхо, оно летит от хижины к хижине, и вся деревня звучит, как большой тамтам.

Старики в бубу [10] Рубашка без рукавов, сшитая из двух прямых полотнищ. — Прим. пер. из полос голубой и белой ткани кейфуют на солнце в шезлонгах собственного изготовления и жуют табак.

Какая-то девушка положила голову на колени сидящей на корточках женщины, и та лениво ее причесывает.

Проходя по деревне, мы здороваемся с некоторыми прошлогодними друзьями и пожимаем им руки, хрустя при этом, по обычаю тома, переплетенными пальцами.

Прижавшись одна к другой, белые, крытые соломой, круглые хижины тома стоят, словно ульи, на клочке краснозема. Огромный тропический лес, в котором сейбы [11] Хлопковое дерево, даст волокно-капок. — Прим. пер. устремляют ввысь ноздреватые стволы, окружает их тесным кольцом.

В стране тома мертвых хоронят между хижинами живых, и на каждом шагу возвышаются черные плиты могил, обложенные тесаным камнем. На краю деревни строится новая хижина. Трое знакомых нам с Жаном мужчин кончают переплетать ветви, составляющие круглый каркас земляной стены. Коническая решетка крыши уже готова, остается только покрыть ее соломой. У входа, против внутренней перегородки, площадка из утрамбованной земли; на нее положат простую циновку, и она будет служить тома кроватью.

Ниогбозу, как и все деревни тома, расположена на вершине холма. Ее граница обозначена на земле кругом из связанных между собой лиан. Все подходы к деревне представляют собой широкие аллеи, поддерживаемые в отличном состоянии. По ту сторону круга из лиан, вплотную к лесу, помещается местная кузничка под соломенной крышей. Черная каменная плита служит наковальней. Тома не умеют сами добывать железо из зернистого латерита, но умеют его обрабатывать. Они получают его от своих соседей, малинке, в виде гинзэ. Эти тонкие, завитые спиралью и сплющенные с обоих концов прутки металла служат им одновременно и денежной единицей [12] Гинзэ равен приблизительно 5 франкам. , и сырьем для производства оружия и орудий труда.

Как и в прошлом году, на площади Ниогбозу сидят ткачи, и кажется, словно они с тех пор так и не трогались с места.

Столбы, прочно вбитые под их станками, дали побеги, и тома склоняются над своей работой в тени молодой листвы.

В прошлый приезд я посоветовал им уширить полотно ткани, но эта мысль, должно быть, показалась им нелепой, и они продолжают ткать голубые, желтые или белые хлопчатобумажные полоски не более десяти сантиметров шириной; сшитые вдоль, они превращаются в широкие полосатые бубу — традиционную одежду тома.