Александр Юрченко - Крепости и замки Сирии эпохи крестовых походов

Дом Халида состоял из трёх маленьких комнат и крохотной кухни. Жил он очень бедно, чуть ли не единственным предметом обихода в гостиной был старенький телевизор, наверное, доставшийся ему от родителей, даже стул для меня принесли из другой комнаты. И я уже пожалел, что согласился, так как знал, что без застолья нас отсюда не отпустят.

Пока жена готовила обед, полицейский расхаживал по комнате с маленьким сыном на руках. Мать стража порядка, лица её не было видно из-за чадры, налила нам по стаканчику чая, вернее, по пиале, похожей на стаканчик. Родственники оживлённо болтали между собой, а я, чтобы не терять времени, отпросился посмотреть замок.

Сначала на его месте возвышалась римская сторожевая башня, потом – византийский замок. Наконец, арабы возвели небольшое укрепление.

Масьяф расположен на невысоком утёсе и в плане представляет собой вытянутый с севера на восток овал. Хорошо сохранились стены с многочисленными прямоугольными башнями. В них видны фрагменты колонн и других архитектурных деталей, напоминающих о своих предшественниках. В 1103 г. крепость была захвачена отрядом крестоносцев под предводительством Раймунда Тулузского и Сен Жильского. В 1110 г. по соглашению с атабеком (правителем) Дамаска она была возвращена мусульманам в обмен на ежегодную дань. В 1127 г. Масьяф купило семейство Мункызов [73], владевшее также крепостью Шейзар [74]. В 1140 г. они перепродали Масьяф ассасинам. Здесь была устроена главная резиденция «Старца Горы» Рашида ад-Дина Синана аль-Басри [75].

«Горный старец» путём подкупа и террора значительно усилил позиции ассасинов в Сирии. В их руках находилось более 10 крепостей, в основном, в Нусайритских горах. И мусульманские правители, и крестоносцы пытались разыграть ассасинскую карту. Деньги, украшения, золото рекой стекались в Масьяф. Говорят, где-то в развалинах крепости спрятан тайник с несметными сокровищами.

Я не первый раз бывал в Масьяфе, но не мог отказать себе в удовольствии полюбоваться крепостью ещё раз. Она реконструировалась неоднократно. Ассасины, как только могли, укрепляли её, потому что, в отличие от их других замков, Масьяф не был спрятан в горах и не находился на возвышенности.

В 1220 г. большие работы по укреплению стен и внутреннему благоустройству были проведены Камаль ад-Дином, тогдашним главой ассасинов. Ещё одним «меценатом» Масьяфа стал очередной «Старец Горы» Тадж ад-Дин Абу-ль-Футух. В 1249 году он опоясал крепость новыми стенами, о чём свидетельствует надпись на арабском языке.

Старания старцев-благодетелей не пропали зря – крепость очень красиво вписалась в интерьер города и является его главной достопримечательностью.

Многие специалисты по истории древностей с восторгом отзываются о Масьяфе. Многие, но только не Лоуренс Аравийский, по следам которого я иду неотступно.

Давая характеристику арабской оборонительной архитектуре, Лоуренс, сравнивая Кадмус и Масьяф с цитаделью в Алеппо и Дамаске – более поздними образцами арабской фортификации периода султана Бейбарса, называет эти крепости ассасинов «нелепо слабыми».

Я, конечно, поспорил бы с достойным противником о красоте Масьяфа, будь он сам профессор-мидеевист, но не в данный момент, даже если бы он появился сейчас в арке крепостных ворот или из-за угла полуразрушенной башни. Мне, а, вернее, моему желудку, настойчиво казалось, что пора идти на обед.

Если уж я заговорил об обеде, признаюсь: меня всегда интересовал вопрос, что ел мой юный визави в дороге, путешествуя пешком по Сирии. Из дневниковых записей Томаса Лоуренса я понял, что ел он два раза в день: рано утром, когда вставал с рассветом, и вечером – когда останавливался на ночлег. Что касается еды, я, безусловно, был в лучшем положении, чем Томас тогда. Даже в самом отдалённом селении сейчас есть хотя бы одно кафе, где можно перекусить, или магазинчик, где можно купить что-нибудь из еды. Лоуренс же мог рассчитывать только на гостеприимство местного населения, которое на Востоке традиционно высокое. Вот что пишет он в одном из писем матери:

«На ужин у меня были либо хлеб, либо «лебен» (арабский напиток из кислого молока, своего рода йогурт), или очень редко – молоко. Иногда я приобщался к сообществу любителей национальной кухни и ел «бургул» – это блюдо представляло собой ростки пшеницы, сваренные в слабо кипящей воде. В зависимости от того, как и кем он был приготовлен, «бургул» мог быть сухим или довольно скользким. Никто не может съесть его много, так что необходимо, чтобы рядом была река, чтобы избавиться от него. Я верю, что есть и другие национальные блюда, но не среди местных крестьян в это время года. Никто не пьёт ничего, кроме воды, исключая кофе, который всегда предлагается гостю» [76].