Леонид Платов - Архипелаг исчезающих островов

Вслед за тем наш бывший первый ученик перечислил наиболее известные арктические миражи. Он выстроил перед читателем длинную шеренгу призрачных островов, возникавших на пути полярных путешественников и таявших в воздухе, едва лишь корабли приближались к «островам».

Норденшельду почудился как-то остров в тумане. Спустили шлюпку, подошли к «острову». Это оказалась голова любопытного моржа, высунувшаяся из полыньи!

Так меняются очертания предметов, и так трудно определить расстояние до них в Арктике.

Пролетая над Полюсом недоступности, Амундсен увидел группу островов. На борту дирижабля засуетились. Фотографы взяли фотоаппараты на изготовку. Подлетели ближе — ахнули: на глазах «острова» развеяло порывом ветра.

Некоторые арктические миражи, по свидетельству Союшкина, перекочевали даже на географическую карту.

В 1818 году, отыскивая Северо-Западный проход, Росс на своем корабле уткнулся в тупик. Впереди был кряж, наглухо запиравший выход. Видел его не только Росс, видела вся команда. Путешественники повернули обратно.

Найденные горы получили название гор Крокера и некоторое время вводили в заблуждение географов.

В действительности гор Крокера не существует. Прямо по курсу корабля был пролив, открытая, чистая вода. Россу померещились горы. Дорогу путешественнику преградил мираж.

«Сейчас наконец развеян последний арктический мираж — в Восточно-Сибирском море, — с торжеством заключал Союшкин. — Причем самый странный из всех мираж, привидевшийся провинциальному учителю географии за его письменным столом…»

Наши фамилии не назывались. Вскользь сказано было, что сотрудники советских полярных станций, принимавшие участие в спасении «Ямала», попутно сделали серию фотоснимков, которые послужили для ученых очень ценным и важным материалом.

О споре, который возник на обсуждении реферата, также не упоминалось. Видимо, Союшкин не считал нужным сообщать о столь незначительном эпизоде.

Вот как? Мы, стало быть, низводились до ранга заурядных добытчиков, сборщиков материала? Самостоятельно не в силах были осмыслить его, просто приволокли из Арктики ворох фактов и в полной растерянности вывалили на пол в великолепном директорском кабинете: помоги, мол, Союшкин!

— Нет, это уж слишком. Это не скальп! — сказал я с возмущением.

— Какой там скальп! — подхватил мой друг. — Проклятый зубрила просто заживо сдирает семь шкур!..

Кипя негодованием, мы кинулись в редакцию.

— О! Стало быть, вы верите в миражи? — с интересом спросил сотрудник редакции. Он даже перегнулся через стол, чтобы получше рассмотреть нас. Потом откинулся в кресле, и длинноносое очкастое лицо его выразило профессиональное огорчение. — Был, говорите, и спор? Я не знал. Жаль! Спор можно было бы хорошо «подать». Когда спор, всегда намного живее, не правда ли?.. Но сведения получены из авторитетных источников. Редактору лично звонил член-корреспондент Академии наук Черепихин. Вы знаете Черепихина?

Я ответил утвердительно. Однако выяснилось, что мы еще не знаем Черепихина.

Принял он нас с академической вежливостью, усадил в кожаные кресла, назвал по имени-отчеству, хотя то и другое перепутал. Но был еще более невнятен, чем на обсуждении реферата, подозрительно невнятен.

Профессор Черепихин оказался большим любителем недомолвок. Битый час беседовали мы с ним, пытаясь уточнить его собственное мнение по поводу Земли Ветлугина, и так и не добились толку.

Совершенно нельзя было понять, за нас он или за Союшкина. Вот уж начинал понемногу склоняться на нашу сторону, одобрительно кивал, потирал руки, улыбался и вдруг опять пугливо отступал на несколько шажков, не переставая, впрочем, улыбаться, как щитом прикрываясь от нас неопределенными вежливыми фразами.

Временами начинало казаться, что мы не обсуждаем важную научную тему, а играем в распространенную детскую игру: «Барыня прислала сто рублей, что хотите, то купите, „да“ и „нет“ не говорите…»

— Ну как? Укачало? — спросил я Андрея, когда мы, отдуваясь, вышли на улицу.

Мой друг снял шляпу и принялся с ожесточением тереть ладонью свою коротко остриженную голову.

— Ты что?

— Восстанавливаю кровообращение. У меня, знаешь, во время разговора с такими людьми мозги терпнут.

— Как это — терпнут?

— Ну словно бы ногу отсидел. Тяжесть и мурашки. Мурашки и тяжесть…

Утром мы засели за письмо в редакцию «Вечерней Москвы». Я расположился за столом, решительно обмакнул перо в чернила и, почти донеся уже до бумаги, оставил его колебаться на весу. Андрей, прохаживавшийся по комнате, нетерпеливо спросил: