Леонид Платов - Архипелаг исчезающих островов

Теперь Союшкин ходил по Земле Ветлугина бочком, с осторожностью, близоруко и недоверчиво щурясь на окружающие предметы.

Несчастный случай со «штатным скептиком» был увековечен в стенгазете, которая выходила на ледоколе. Шарж был подписан так: «Последний провал Союшкина, или Как он уверовал наконец в существование Земли Ветлугина».

«Штатный скептик» претерпел последнюю свою метаморфозу на наших глазах. Душевно он как бы оцепенел. И в этом состоянии оцепенения был доставлен на корабль, а затем и на материк.

Впрочем — чем черт не шутит! — ведь он мог еще, пожалуй, отогреться и расцвести в иной, более благоприятной обстановке…

Положив Землю Ветлугина на карту, мы занялись возведением привезенных с собою разборных домов. В течение трех суток на большом острове кипела авральная работа. Надо было спешить. Надвигалась зима, тяжелые льды могли не выпустить «Пятилетку» из Восточно-Сибирского моря.

Уже четырнадцатого сентября среди ледяных глыб поднялся бревенчатый жилой дом, а рядом — службы, метеобудка, домик для магнитных наблюдений. Над ними на высоком флагштоке реял красный флаг.

Мы оба — я и Андрей — просили оставить нас зимовать на архипелаге. Но наше начальство рассудило иначе. Оставлена была молодежь: Синицкий, Вяхирев, Таратута.

Пятнадцатого сентября «Пятилетка» отвалила от Земли Ветлугина. Синеватые сумерки лежали надо льдом. Через четверть часа наш архипелаг нельзя было рассмотреть даже в бинокль…

Мы очень хотели вернуться домой обязательно к ноябрьским праздникам, и это удалось. Уже в начале ноября участники экспедиции были в Москве.

Но Лиза отсутствовала. Ее, оказывается, пригласили на праздничные дни в Весьегонск.

Что ж, выходит, в этом году мне встречать праздники в родном своем городе, в котором я не был уже не помню сколько лет?

Я позвонил Лизе прямо с вокзала. Знал, где искать ее — в райкоме партии или в горсовете. Там она и была.

— Вот я приехал, Лиза! — сказал я довольно нескладно, потому что начал волноваться, едва лишь забрался в телефонную будку. Мое смущение сразу же, наверное, передалось и Лизе.

— Здравствуй, — невнятно сказала она. — Ну как там наша Земля?

— Ничего. Спасибо.

Неожиданно — взрыв смеха!

— Сейчас ты ответил, как тот благовоспитанный мальчик, которого спросили: «Ну, был в зоопарке? Как лев там?» А он сказал: «Ничего. Спасибо».

— Да, глупо… Я, знаешь ли, приехал к тебе в гости, Лиза.

— Понимаю… Ты на вокзале? Так вот, иди потихоньку к морю. Встретимся у школы-новостройки. Это на горе. Найдешь?

— Найду.

Я прошел через весь город, озираясь, удивляясь, не узнавая его. Впрочем, шел как в тумане…

Конечно, я пришел на свидание раньше Лизы.

Отсюда, с горы, открывалась великолепная панорама Рыбинского водохранилища. У берегов море уже затягивалось ледком, а вода была сине-сизая с белыми полосами. Небо — в низких тучах — почти сливалось с далеким, лесистым, принахмурившимся берегом.

Да, осень. Поздняя осень.

Я присел на выгнувшееся седлом корневище высоченной сосны. Эка вымахала! Под самые тучи!

Как все это удивительно сошлось: новый город, почти незнакомый мне, лежавший у моих ног, и острова в далеком Восточно-Сибирском море! По-видимому, была в этом закономерность нашего строя жизни, неразрывное, взаимоопределяющее сцепление событий. Созданы были условия, благодаря которым сдвинулся с места один из самых захолустных в прошлом городов России, и вскоре на другом конце страны возникли, выплыли из тумана легендарные острова.

Глядя на север, где осеннее небо было всего темнее, я мысленно перенесся на Землю Ветлугина.

Там тоже готовятся отметить ноябрьские праздники. Кают-компания ярко освещена, и на стене под портретом Ленина висит лозунг: «Да здравствует 17-я годовщина Октября!»

Вяхирев мудрит на кухне над тортом собственного изобретения, которым мечтает поразить даже прихотливого в еде Синицкого. Таратута, сидя у рации, принимает и передает поток поздравительных радиограмм, а Синицкий, уже облаченный в парадный китель, обходит празднично сервированный стол, озабоченно поправляя бумажные цветы в вазе.

Счастливых праздников вам, друзья!

Над островами уже царит ночь. Только желтые квадратики окон бревенчатой избы прорезают тьму, да в центре метельного хоровода пляшет ярко-красный язычок. Это флаг.

У подножия высокой мачты установлен фонарь с рефлектором, который бросает сноп света вверх и превращает трепещущее на ветру полотнище в неугасимое, согревающее душу пламя.