Александр Романенко - ВьЮжная Америка

— Что? Кто там? — это я сквозь сон.

Проспал, самое большее, два часа. Снилась всякая глупость, и не вспомнить уже, что именно, главное — голоса. Зовут меня, спрашивают: мол, можно вас на минуточку?

Нет, никто не зовет, все эти голоса прилетают из дворика — наше окно как раз выходит во дворик. Через минуту к голосам прибавляется иллюминация — зажглись сильные лампы. Потом грохочут стальные ворота, и, рыча, фыркая почти по-собачьи, въезжают два широких джипа с брезентовым верхом. Я стою у окошка, смотрю. Джипы невероятно грязные, заляпанные глиной, в них — американцы, глиняные ничуть не меньше своих машин, усталые, замученные, но горластые от избытка здоровья. Явно южане — говорят полукриком, по-особому, сквозь зубы. Из их слов я понимаю, что были они в провинции, попали в ливень, разнесло речку, выбирались напрямик. Чувствуют себя героями двадцатого века, гордятся вмятинами на бортах и царапинами на носах.

Чудесно. Но спать невозможно. Несмотря на утомление, американцы считают своим долгом перебудить весь отель, что им в конце концов удается с полным успехом. Джипы, между прочим, все еще бурчат двигателями, запах фиалок диктаторски подавлен дизелем. Служащие отеля уже не улыбаются — тоже устали, но просить о тишине не смеют: преклонение перед присутствующим янки, равно как и презрение к отсутствующему янки, — типичный недуг Южной Америки.

Но всему есть конец, даже бесцеремонности сверхпредставителей сверхнации. Все отправляются дрыхнуть. А через час или два — всего-то! — засыпаю и я. Чудесно…

Пробуждение оказывается тяжелым — мы промерзли и отсырели под мокрыми одеялами, как беловежские партизаны. На рассвете город накрыло облако, бесшумно пропитавшее своим телом все китийские постели. Проснулись и американцы, которые тотчас занялись любимым делом — баскетболом. Сетки во дворике не было, но баскетфанам она не нужна — был бы оранжевый мячик.

Я лежу, старательно натягиваю на нос тонюсенькое одеяльце и смотрю в окно: мяч прыгает по двору, ударяет в стены, отскакивает от ступеней, забора, труб, скамеек и никак не попадает в окна. Меня интересует только одно: когда же наконец свершится разбивание стекла? По теории вероятности это событие должно произойти с минуты на минуту, но никак не происходит. Ухающие, орущие, по-бычьему топочущие счастливые американцы грохочут своими кроссовками еще не менее получаса, а потом наконец отправляются на веранду, где их ждет практически бесплатный завтрак — яйцо и булочка с чаем. И как можно вырасти такими слонами, питаясь яйцом и булочкой с чаем? Поразительно.

От холода и сырости мы не околели, но почти простудились. Спать вторую ночь в этом подвале я не желал и потому, одевшись и приведя себя в порядок, пошел жаловаться. Впрочем, ругаться не пришлось. Мне сразу же предложили большой номер на втором этаже. Я сбегал по узкой красной лестнице вместе с мальчиком-прислугой, посмотрел вполне хороший номер, светлый и сухой, и с помощью того же мальчика в три захода перетащил вещи.

А в это время маленькая индианка в серой форме сонно, но тщательно мыла грязные джипы из тонкого шланга. И все время, пока мы не вышли в город на променад, кто-нибудь из прислуги занимался джипами. В конце концов вытащили огромный круглый пылесос и принялись драить сиденья и полы. Меня подмывало спросить, сколько стоит такая комплексная чистка автомобилей, но я почему-то не решился.

Мы гуляем по городу. Мы глазеем по сторонам. С роковой неизбежностью нас выносит на главную туристическую улицу — авениду Амазонас. Здесь мы чувствуем себя по-домашнему, мостовая напоминает переулки старой Москвы, Арбат. Молодые тополя, вечно желтеющие и теряющие листву, еще больше «европеизируют» эту улицу. Пять или шесть официантов зазывают прохожих в большое открытое кафе с красными столиками, на бегу суют в руки меню в зеленых папках. Но мы заходим в гамбургерную.

Гамбургерная — это лучший выбор для тех, кто еще не знаком с местной кухней. Глупо заказывать блюдо, не зная, сможешь ли ты проглотить хотя бы кусочек. Например, я наблюдательно замечаю, что в кафе напротив, где толпятся в основном индейцы, только что достали из корзины невероятных размеров бледную жабу. Ей отрезали голову и теперь со знанием дела препарируют. Я едал лягушек — не в Эквадоре, на Кавказе, мы дружили с корейцами. Лягушачье мясо тает во рту и много вкуснее самого лучшего цыпленка, но зачем тревожить Валентину? Она экзотику не любит, она консервативна и брезглива. И к ее большому счастью, совершенно не наблюдательна.