Александр Романенко - ВьЮжная Америка

Маша сказала, что волны тащат ее в глубину. Сначала я этого не заметил, но, вертикально остановившись на глубине «по шею», почувствовал — точно, тащат, да еще как! Тут показалась Маша, она боролась с притяжением океана, пока успешно. На всякий случай я взял ее за руку и оттащил на мелкое место.

За этой сценкой наблюдает смотритель пляжа, принесла его нелегкая. Он с повязкой, долго стоит неподвижно, но вскоре не выдерживает и начинает что-то громко кричать и махать руками. Смотрит на меня. Я показываю пальцем на свою грудь, кручу головой, мол, меня, что ли, зовешь? Кивает — тебя, мол. Что ж, разберемся.

Я выхожу на берег.

— Господин, — сдержанно начинает смотритель, — господин, это опасно.:

— Что опасно?

Он качает головой, будто в печали.

— Здесь легко утонуть, здесь в прошлом году утонули два ребенка. Вы смотрите за вашим ребенком внимательно. Дети легко тонут.

Я оглядываюсь на Машу, она плавает на мели.

— Хорошо. Спасибо за предупреждение. Мы не утонем, не беспокойтесь.

— Очень легко утонуть.

— Хорошо, я понял, спасибо.

Возвращаюсь в воду.

— Чего ему надо? — спрашивает Маша.

— Ничего, просто говорит, что ты слишком быстро плаваешь, пугаешь народ.

Смеется. Ныряет. Ей кажется, что она нырнула очень глубоко, но я шлепаю ее по одному месту пониже спины.

Между тем волны все растут. На их гребнях кипит пена, небо сереет и опускается. И вдруг появляется альбатрос. Он рядом с нами, пролетает в десяти шагах, но мы ему неинтересны, он на охоте. Я никогда не видел такой охоты и не представлял, что такое бывает: альбатрос ставит крылья под острым двойным углом, как фантастический самолет из будущего, и парит над гребнями кипящих волн. Он прекрасно знает нрав волны, он ни на сантиметр не отпускает ее, скользит, сохраняя не более чем двухдюймовый зазор между своей грудью и взрывающейся пеной. И смотрит во все глаза вниз, в воду. Солнце просвечивает живые зеленые стены насквозь. Шррах! Альбатрос неожиданно ударяет крыльями по воде, отскакивает от нее и взмывает в небо. Но я успел увидеть: в его клюве бешено бьется зеркальная рыбка.

Не успели мы оглянуться, как над волнами заскользили два других альбатроса, а потом еще один, и еще два. Целая стая. И никто из них не остался без улова. Это было замечательное представление, но только мы трое были его зрителями — мантинцам давно наскучили цирковые трюки альбатросов.

До отправления автобуса еще четыре часа. Нет, всего четыре часа, так мало! И тогда я решил провести это время с толком. Я вошел в воду и взбесился, я прыгал на волны и под волны, я взбирался на серые холмы и с гиком скатывался в серые пропасти, и брызги фонтаном летели от меня во все стороны. К этому занятию с удовольствием подключилась Маша — брызг, прыжков и криков стало в полтора раза больше. И тут не усидели местные. Они тоже начали, то один, то другой, прыгать на волны, нырять, подбрасывать друг друга, как я Машу, фонтанировать брызгами и кричать. Это сумасшествие продолжалось не меньше часа, пока я не устал. Впрочем, местные были еще полны сил, и, когда я выходил на песок отлежаться, десятка два купальщиков прыгали на волны. Валентина сказала:

— Ты научил их, что нужно делать с морем.

— Да? Ты думаешь?

— Конечно, сам посмотри. Они сидели у воды и кисли, не знали, чем заняться. А теперь они от счастья орут как сумасшедшие.

Не знаю, пошла ли моя «наука» на пользу мантинцам, но, когда вы будете в Манте на центральном пляже и увидите купальщиков, самозабвенно прыгающих на высокие волны, знайте — в этом есть и моя заслуга.

После пляжа мы снова на автовокзале. Дальше ничего уже не могло случиться и не случилось. Разве что я едва не отстал от автобуса — побежал за напитками, понадеявшись на объявление по радио, которого в Манте отродясь не бывало, и на расписание, которое в Манте отродясь не соблюдается. Но Валентина подняла визг, автобус притормозил, и я, гремя бутылками, ввалился внутрь. Шофер был невозмутим, как мумия: от этих гринго, мол, всего можно ждать. Дикие, мол, люди.

А уже подъезжая к Кито, мы попали на развлечение иного рода: туман на перевале усилился настолько, что не видно было даже столбиков ограждения. Ночь, морось, сливочный смог, узкая, как ремень, трасса, бездонные пропасти, сотни спешащих грузовиков. И очень несдержанный водитель. Он не пропускал ни одного обгоняющего, а если и пропускал, то крыл его своими «анималями» до тех пор, пока тот не скрывался из виду. И практически постоянно сигналил.