Камил Гижицкий - Письма с Соломоновых островов

Я пришла на территорию лагеря, когда все (то есть папа, пастор, его жена и Анджей) сидели в палатке-столовой, наклонившись над картой, разложенной на столе. Они были так поглощены ее изучением, что сразу не заметили моего прихода. Только миссис Фокс, очаровательно прищурив глаза, одарила меня улыбкой. Она помогла приготовить кофе, расспрашивая, где я была и рассказывая о нравах стайных воробьев и попугаев. Позднее, за кофе, было решено, что наши мужчины отправятся на разведку в глубь острова, а я останусь еще на несколько дней в Моли, чтобы пополнить запасы провианта, уничтоженные нашествием свиней. Я сперва противилась, доказывая, что как фотограф экспедиции должна постоянно сопровождать ее, но после того, как миссис Фокс пообещала мне показать разные любопытные вещи в окрестностях, сдалась.

Около полудня к столовой подъехал старый, Скрипучий «форд», на который погрузили часть снаряжения, затем на труде всевозможных вещей усадили обоих ученых. Несколько прощальных окриков, последних напутствий, взмахов руками — и «форд», громко пыхтя и фыркая, тронулся с места. Водитель, молодой и крепкий меланезиец, не наехал на лежавшую в яме тучную свинью лишь потому, что сумел ловко обогнуть ее. При этом машина резко накренилась, закачалась, словно корабль во время шторма, расшвыряла кучу кокосовых орехов, а затем исчезла в чаще деревьев.

Уже под вечер я направилась с Мюриель (так звали миссис Фокс, которая, кстати, предложила мне перейти на «ты») в китайскую лавку — единственную в Моли. Владельцем ее был некий Чжи Лунь-чжан, пожилой китаец, постоянно проживавший в Хониаре и чуть ли не на каждом острове открывавший свой филиал. Лавка была небольшой, но в ней местные жители находили все необходимые им товары. Контора помещалась в просторном здании позади лавки. Молодой продавец провел нас именно туда. Похоже, что эта контора служила одновременно и складом и лавкой для избранных — на полках здесь лежали груды всевозможных консервов и цельте кипы ярких тканей, среди которых почетное место занимали чудесные китайские шелка.

В дверях нас встретил китаец лет сорока. На нем был черный сатиновый халат и небольшая шапочка с красным помпончиком. Он поздоровался с Мюриель, как со старой знакомой, на меня же внимательно посмотрел и тут же опустил глаза. Китаец был необыкновенно, даже преувеличенно вежлив. Во время беседы с женой пастора он украдкой разглядывал меня. Во взглядах, которые лавочник бросал в мою сторону, было нечто такое, что заставляло меня быть начеку. Мне захотелось как можно скорее покончить с покупками и уйти.

Но не успела я раскрыть рта, как купец стал показывать нам свои шелка. Одновременно он сыпал благовония на раскаленные угольки. От сильного запаха у меня перехватило дыхание. Одно мгновение мне показалось, что теряю сознание, но я собралась с силами, и чувство слабости прошло. А Мюриель тем временем придирчиво перебирала шелка. Одни она примеряла на себя, другие набрасывала на меня, настаивая, чтобы я смотрела в зеркало, которое хитрый купен поставил перед нами. Стоило Мюриель окутать меня прямо-таки сказочным, блестящим золотистым шелком, легким и нежным, словно дуновение ветерка, как в контору вошел рослый китаец. Вместо того чтобы поздороваться, он уставился на меня, а затем начал быстро что-то говорить. И снова я перехватила тот же неприятный взгляд, который, казалось, раздевал меня.

Я так разозлилась, что отшвырнула шелк в сторону и сухим, официальным тоном заказала нужные нам продукты. Затем я взяла изумленную Мюриель под руку и вышла из лавки. На улице я объяснила ей, почему так поступила. Мюриель сначала только посмеялась, а потом призналась, что и сама заметила странные взгляды, которые бросали на меня оба китайца. У ворот миссионерского дома я попрощалась с несколько обеспокоенной Мюриель и, несмотря на ее приглашение, вернулась в свою палатку.

Солнце уже клонилось к закату, когда я надела купальник и направилась на крошечный пляж, на который наткнулась во время утренней прогулки с Мюриель. Весь пляж длиной не более десяти-пятнадцати метров состоял из мелкого и такого мягкого песка, что ноги проваливались по самую щиколотку. На расстоянии каких-нибудь пятидесяти метров от берега высилось несколько огромных скал, о которые раскатисто разбивались морские волны. Вода бурлила и пенилась там, словно кипяток, но в заливчик стекали только тихие струйки, изредка несущие с собою клочки пены.