Один из посланных, проходя случайно мимо пирамиды, с северо-восточной стороны ее, заметил отверстие и, удивленный, этим, позвал своих товарищей, которые решили осмотреть темный коридор, куда я прошел ночью. Феллахи нашли меня в центральном зале, где я лежал без чувств, купаясь в собственной крови, и доставили меня в Каир.
Юдифь была убеждена сначала, что вследствие нашей ссоры с ней я пришел в отчаяние и покушался на свою жизнь. Она решила поэтому не отходить от моего изголовья и оказывать мне самые нежное попечение. Но рассказы мои во время лихорадочного бреда о какой-то принцессе, с которой я находился будто бы в очень близких отношениях, и затем сравнение ее наружности с наружностью Юдифи, весьма неблагоприятное для последней, — были причиной того, что она вместе со своими родителями совсем покинула Каир и отправилась на Ривьеру.
Уезжая, она оставила письмо на мое имя, в котором распространялась о моем вероломстве и жестоком сердце, пользуясь для этого самыми цветистыми выражениями женского красноречия. С тех пор я никогда больше не встречался с ней.
Вернувшись в Лондон, я хотел представить в «Общество Антиквариев» подробный отчет о моем приключении; но друзья отговорили меня от этого, ссылаясь не невероятность такого события.
Пусть они говорят, что хотят, но я могу представить два доказательства в подтверждение правдивости моего рассказа:
1) Я храню еще кольцо Гатасу, которое взял у нее в залог нашей любви и спрятал в карман перед началом бальзамирования.
2) На груди моей до сих пор находится шрам от раны, сделанной великим жрецом при помощи меча из диорита. Мои друзья доктора уверяют меня, будто я сам ранил себя, упав на остроконечный угол камня, но это явный абсурд, не заслуживающий внимания.
Правдивость моего рассказа может быть подтверждена, к несчастью, лишь при наступлении следующего тысячелетия. Прошу поэтому Британский музей сохранить до того времени копию моего рассказа, а к будущему потомству обращаюсь с просьбой отправить по прошествии десяти столетий комиссию ученых в пирамиду Абу-Илла для осмотра ее в ночь с 31-го декабря на 1-е января. Лишь в том случае, если они не встретят там ни Тотмеса, ни Гатасу, ни прочих, соглашусь я с тем, что приключение мое среди мумий было ни более, ни менее, как галлюцинация.
My New Year’s Eve Among the Mummies (as by J. Arbuthnot Wilson), (ss) Belgravia Christmas Annual, Dec 1878]