Николай Шпанов - Наш полет в лесные дебри

Все аэростаты шли до полного израсходования балласта, составлявшего менее половины нормального запаса. Лишь один аэростат пилота Федосеенко („Авиахим СЗО") не израсходовал своего балласта и мог продолжать полет. Его заставила сесть гроза. По абсолютной дальности полета тов. Федосеенко занимает первое место. По пройденному расстоянию (по прямой от Москвы) аэростаты занимают следующие места: Аэростат 1.437 куб. метров „Авиахим СЗО“, пилот Федосеенко, помощник пилота Елифтерьев — 1.003 километра; аэростат 1.437 куб. метров „Союз Авиахим СССР" пилот Канищев, помощник пилота Шпанов — 923 километра; аэростат 2.000 куб. метров „ОСО Академии возд. флота", пилот Карелин, помощник Ланкман — 817 клм.; аэростат 640 куб. метров „Мосавиахим", пилот Константинов — 436 клм.

Аэростат Союза Авиахим СССР под управлением проф. М. Н. Канищева и автора настоящей брошюры то в. Н. Н. Шпанова не получил классного места в результате состязаний, несмотря на высокие качества полета, т. к. его экипаж вынужден был нарушить правило регламента. Попав в невероятно тяжелые условия, аэронавты, не доставили в Москву своего барографа, будучи вынужденными бросить его в пути.

Предлагаемая брошюра и представляет собою описание исключительно интересного полета аэростата „Союз Авиахим СССР" и последующих злоключений экипажа в лесах, далекого Севера.

Брошюра дает читателю представление о тех трудностях, на которые идут воздухоплаватели в свободном полете.

Мы уверены, однако, что никакие трудности не остановят красных воздухоплавателей на пути к совершенствованию и пополнению своих знаний. Мы уверены, что при поддержке организованной советской общественности в лице Авиахима свободное воздухоплавание, как спорт, найдет в ближайшем будущем широкое распространение в СССР.

И. Фельдман.

Крепкий, точно рубящий слова, голос:

— Дать свободу!

— Вынуть поясные!

И восхищенно-растерянные физиономии мальчуганов, тесным кольцом обступивших старт, уходят вниз. Сердце болит глядя на то, как с места в карьер Канищеву приходится травить балласт, чтобы не напороться на мачты радио, так некстати плывущие нам навстречу. Но вот и они уже в стороне. Теперь мы на чистом пути. Внизу плывет в каких-нибудь двух метрах Москва, отчетливо кричащая гудками авто и уходящими быстро шумами трамваев.

В самое сердце Красной столицы врезались своими четкими щупальцами железные дороги. Пересекаем одну за другой несколько линий.

Меньше домов, больше деревьев; тусклой желтоватой листвы, спаленной дымным дыханием заводов, буро-красными коробками обступивших город. Но кончаются и они. Свежеют деревья, свободней тянутся к небу их зеленые шапки и расплывчатые пригороды Москвы тонут в буйной зелени садов.

Рис. 3. Взлет аэростата „Союз Авиахим. СССР".

Как браслетом отрезает „пределы города" Окружная дорога, и мы за границами столицы.

Канищев не отрываясь следит за приборами, время от времени посылая за борт совок балласта. Над Окружной дорогой он коротко бросает мне:

— Гайдроп! [1] Гайдроп — толстый канат, длиною 80 метров, выпускаемый за борт для уравновешивания аэростата при посадке.

— Есть гайдроп.

Вытравить за борт пятипудовый корабельный канат не штука, а штука сделать это так, чтобы сам Канищев не заметил толчка, когда гайдроп повиснет на обруче. Фут за футом уходит гайдроп к земле. На руках кровавые пузыри. Но сделано чисто.

— Гайдроп вытравлен!

— И свидетельствую вытравлен прекрасно. Однако, разговоры в сторону. Дела достаточно.

Берусь за бортовой журнал. Надо заносить данные каждые 15 минут.

„18 часов 12 минут, высота 200 метров. Курс 29 Норд-Норд-Ост." Температура 14 с половиной выше нуля".

Из зеленой гущи деревьев, с желтых прогалин несутся задорные крики:

— Ей, дядя, садись! Са-а-ди-ись к нам…

Внимательно гляжу вниз на конец гайдропа; сверяюсь с компасом — курс 32 и ветер как-будто много быстрее, чем предсказанный нам метеорологами. Идем с вполне приличной скоростью в 40–45 километров, вместо предопределенных жрецами погоды десяти.

Проплыли над Пушкиным. В стороне осталось Софрино. В сумерках маячат редкие дачники.

Массивная фигура Канищева все так же молча торчит в своем углу у приборов. Нет-нет, да, постучит он ногтем по стеклам, отгоняя раздумье от стрелок.

Беспредельно далеко и как-то совсем точно рядом на западе пылают последние лучи заката. Вернее, даже не лучи, а просто темнорозовое зарево, какого никогда никто не видит с грешной земли. Пыль, дым навсегда закрыли от людей чистоту вечного светила и люди никогда не видят его в истинной красе. А оно бесподобно красиво в эти минуты, когда шлет свой последний, прощальный привет, застилая розовым золотом лиловые дали. И провожает его тишина. Такая тишина, какой не бывает на земле.

Читать дальше